Глава 1. В темноте Я очнулась в кромешной тьме. Голова казалась распухшей и тяжелой от боли. Сознание было мутным. Я пыталась сосредоточиться, но мысли выскальзывали, не успевая сформироваться во что-то конкретное. Когда глаза привыкли к темноте и начали что-то различать, я поняла, что надо мной странный незнакомый потолок с круглыми штуками, наверное, светильниками, раскиданными по всей его площади. Лежать было жестко. Я попыталась поднять руку, чтобы почесать нос, и поняла, что не могу это сделать. Сначала я заистерила, предположив, что попала в аварию, и у меня сломаны руки-ноги, или, возможно, ампутированы. Но потом, проанализировав ощущения, поняла, что руки и ноги я чувствую: значит, они есть; но не могу ими шевелить, потому что они чем-то удерживаются. Привязаны?
И тут послышался звук открываемой двери и вспыхнул свет.
Приподняв голову, я увидела мужчину, подходящего ко мне, крепкого, накачанного. Лицо мне его не понравилось. Оно было довольно привлекательно, с правильными чертами, но глаза были прозрачно-голубыми, почти белыми, холодными, как у рыбы. И только потом до меня дошло, что я лежу абсолютно голая, привязанная к столу. В голове от испытанного шока словно взорвалось что-то, странно прояснив мысли.
– Очнулась? – невыразительно спросил мужчина. – Ну что ж, начнем обучение.
– Где я? Что со мной? – я попыталась сказать это спокойным голосом, но истерические нотки все же прорвались, немало меня раздосадовав. Никогда не нужно показывать своего страха.
– Ничего не помнишь? – так же невозмутимо спросил он. – Что ж, отлично. Но так и быть, скажу. Тебя похитили, и теперь тебе придется подготовиться и научиться кое-чему. Теперь ты принадлежишь мне и будешь выполнять определенные услуги. Советую забыть все из твоей прошлой жизни. Ты все равно никогда не вернешься к ней.
Я попыталась что-нибудь вспомнить, но в голове была пустота. Я поняла, что даже не знаю своего имени. На секунду мной завладела паника, но я постаралась ее подавить. Не время ей предаваться.
– Услуги? Что за услуги?
– Сексуального характера, – и тут мужчина гадко усмехнулся. – Теперь ты просто кусок мяса, который будут ебать все, кому захочется.
Волна довлеющего ужаса опять прокатилась по мне, но я постаралась взять себя в руки. Я пока жива, а значит, что-то могу предпринять для изменения ситуации. Наверное.
– Для чего похищать человека, чтобы потом его трахать? Неужели мало женщин, которым нравится эти заниматься добровольно?
– Ты слишком много болтаешь. Надо будет тебя отучать от этого. Первое правило: ты должна молчать, а говорить что-то можно только по приказу. Да и вообще рот у женщины нужен не для болтовни, а вот для этого...
И он начал расстегивать джинсы.
Отказываясь верить в происходящее, я тупо смотрела на его короткие сильные пальцы, возящиеся с ширинкой.
– Сейчас мы твой рот совсем другим займем, – усмехнулся он.
Волна злости поднялась во мне, и я, даже не задумываясь, выпалила:
– А не боишься его лишиться? Я ведь и откусить могу.
Его руки замерли на молнии:
– А ты не боишься стать калекой после этого? Или умереть?
– А тебе не все ли равно потом будет, умру ли я или калекой стану? Ты-то своего достоинства лишишься! А мне терять нечего.
Он помедлил.
– Ну и хуй с тобой. Как думаешь, долго ты продержишься здесь, привязанная, без еды и питья, но главное, без возможности поссать? Я приду попозже, когда ты станешь шелковой и будешь делать все, что я тебе скажу.
Он повернулся, щелкнул выключателем и вышел из погрузившейся в темноту комнаты.
Следующие пару часов я провела, пытаясь хоть что-то вспомнить. Но перед мысленным взором вставала чернота. Никаких обрывков воспоминаний, никаких даже смутных образов. Кто я? Сколько мне лет? Чем я занималась? Я говорю по-английски, название языка всплыло в памяти. Но из какой я страны? Я попыталась вспомнить курс географии, я могла назвать материки и страны, но ни одно из названий не вызывало во мне какого-то отголоска. Я даже не знаю, откуда я, и не знаю, где я нахожусь сейчас.
Еще пару часов я пыталась придумать, как мне сбежать. Надеялась, что на свободе память вернется ко мне. Ну, или, по крайней мере, я смогу обратиться к врачу. Но я не обладала почти никакой информацией, поэтому не могла придумать что-то более-менее удобоваримое. Я знаю, что меня похитили. Можно предположить, что это какая-то организация, занимающаяся похищением женщин, подготавливаемых и используемых для интимных услуг. Вполне возможно, я когда-то читала о таком. Возможно, это что-то типа работорговли.
И все же, как я попала сюда? Почему я? Чистая случайность, что именно меня похитили на улице? Или же меня заранее выслеживали? Может, месть? Невозможно что-то предполагать, ничего не помня о своей жизни. Интересно, как я выгляжу? Видимо, я достаточно привлекательна, чтобы у мужчин возникло желание меня трахать. Я пыталась, но не смогла представить свою внешность.
Тело затекло от лежания в одной позе на жесткой поверхности. Руки и плечи ломило. Живот сводило от голода. Но самое страшное, как верно заметил мой тюремщик, мне ужасно хотелось в туалет. На самом деле сломать человека легко.
Наконец я услышала долгожданный щелчок замка и свет зажегся. Он вошел с противной ухмылкой на лице, за которую я его возненавидела. Если бы он опять сделал невозмутимое выражение лица, возможно, мне легче было бы поступиться своей гордостью. Но сейчас, при виде его мерзкой рожи, меня затопило яростью, такой яростью, от которой темнеет в глазах и кидает в жар, от которой мутится разум.
– Ну, так как? – усмехаясь, спросил он. – Хочешь пить? Или кушать?
Мое слабое обоняние уловило аромат жареного мяса, картошки фри и еще чего-то безумного вкусного. Он подошел ближе, и я смогла увидеть поднос в его руках. Приподнимать голову было тяжело, и я опять откинулась навзничь.
– А может, девочка хочет пи-пи? – усмехаясь, он специально говорил нарочито детским голоском, что меня безумно бесило. – Сначала пососи мне хорошенько. Ласково пососи, а потом мы и твоими нуждами займемся.
– А почему бы тебе не отсосать себе самостоятельно? – пялясь в потолок, лениво заявила я.
Возникшая пауза показалась зловещей.
«Вот и пришли твои последние секунды», – усмехнулась я про себя. Но быть покорным куском мяса было выше моих сил. Я напрягла тело, ожидая, что он сейчас просто изнасилует меня. Может, хоть что-то удастся сделать, укусить хотя бы.
– Ты вообще больная, что ли? – зло вдруг спросил мой тюремщик. – Я сейчас выебу тебя во все дырки, и ты даже ничего сделать не сможешь.
– А ты уверен, что у тебя получится? Ты уверен в своих мужских способностях? – усмехнулась я. – А я как-то читала, что у мужчин потенция зависит от психологической установки. («Хм, откуда я это взяла?» – мелькнула мысль.) Ты уверен, что хочешь рискнуть и заняться со мной сексом? А если я произнесу несколько слов, которыми смогу воздействовать на твою психику, и твой несчастный отросток никогда больше не встанет? Рискнешь попробовать?
– Чего? – ошарашено вытаращил он глаза. В другой момент его вид немало бы меня позабавил. (Откуда я это знаю?) – Ты вообще соображаешь, что ты в моей власти? Умная, да? (Ну да, а что?) Я сейчас уйду и оставлю тебя тут распятую на несколько дней. Как думаешь, долго ты еще протерпишь или обоссышься через несколько часов, и будешь лежать тут в своей моче и вонять? А потом еще и обосрешься.
– Фи, как вульгарно ты выражаешься! – сморщила я нос. – Кто твоим воспитанием занимался?
– Сука! – он замахнулся, и я внутренне сжалась, ожидая удара, но продолжая нагло усмехаться ему в лицо. Но он почему-то сдержался, и его рука проскочив мимо моего носа, сбила поднос с едой на пол. Свою ярость он решил выместить на подносе. Странно. По их правилам пленниц нельзя бить? – Ну и лежи тут. Посмотрим, насколько тебя хватит. Кричать смысла нет. Стены звуконепроницаемые. Ты все равно будешь ползать передо мной на коленках и лизать мои ноги, рано или поздно. Будешь делать все, что я скажу, да еще и умолять меня об этом. Ты просто тупа, и никак не можешь понять, что у тебя нет выбора, гораздо проще смириться.
И он вышел из комнаты, выключив свет и закрыв дверь на замок.
Конечно, я сглупила. Действительно, перспектива открывалась незавидная. «Что, тебе так трудно было у него в рот взять? – какой-то ехидный голосок возник в глубине сознания. – Зато сейчас тебя бы покормили, напоили, и ты бы не чувствовала, как твой мочевой пузырь вот-вот лопнет».
Но сомневаюсь я, что если я буду послушной, со мной будут более ласково обращаться. Мне достаточно определенно сказали, что меня ждет. Так что, какая разница, буду я злить своего тюремщика или буду пресмыкаться перед ним? Надо думать, как удрать. А если не получится унести отсюда свою задницу, то это уже будет не жизнь. Это что-то типа публичного дома, что ли? Почему я должна ползать перед ним на коленках? Что за чушь?
Сколько прошло времени, я не знала. Окон в комнате не было, только голые стены, насколько я успела заметить, когда мой тюремщик включал свет, и насколько мне позволял ограниченный обзор. Сознание мутилось, и связно думать я не могла из-за того, что все мои мысли сконцентрировались на мочевом пузыре. Казалось бы, чего проще – взять и отвлечься, и не думать о том, что в животе находится медленно тикающая бомба, которая вот-вот взорвется. Но забыться не получалось. Мысли постоянно возвращались к желанию попИсать.
Я разозлилась сама на себя. Я что, не хозяйка своему организму? Надо чем-то занять сознание. Например, вспоминать и повторять про себя стихи. Или пьесы. Шекспира, например. Вот, точно – «Гамлет», как раз под мою ситуацию. «Быть или не быть, вот в чем вопрос…»
Я мысленно прочитала всего «Гамлета», взялась за «Ромео и Джульетту», но отвлекаться от настойчивой потребности организма становилось все труднее. Я забывала слова, сжимала зубы и кулаки, покрываясь холодным липким потом.
Когда я была уже на последнем издыхании от адски изнуряющего терпения, дверь опять щелкнула. Я, насколько мне позволяли затуманенные болью мозги, попыталась сосредоточиться. Обязательно нужно вывести тюремщика из себя. Когда человек собой не управляет, он допускает ошибки, которыми можно воспользоваться. Но свет не зажегся, как в прошлый раз, и это меня несколько напрягло. Я слышала шаги. Человек явно приближался в темноте, но почему бы ему не включить свет?
Ох, лучше бы я не желала, чтобы его включали! Так как зажглось не верхнее освещение, а яркий светильник, направленный мне в лицо. Остальная комната продолжала тонуть в темноте, моего тюремщика не было видно, а свет жег мне глаза. Я зажмурилась.
– Так значит, мужской орган во рту для тебя более неприятная вещь, чем лежание в луже мочи? – вдруг услышала я насмешливый голос и с удивлением поняла, что это не голос моего тюремщика. Я приоткрыла глаза и попыталась вглядеться в черноту в направлении источника голоса, но, разумеется, ничего не увидела из-за бьющего в глаза света. Не выдержав рези, опять зажмурилась, а голос продолжил: – Может, ты лесбиянка?
«Хм. Может, я и правда лесбиянка?» Я представила себя с женщиной, потом с мужчиной. Тело никак не отозвалось. Никаких эмоций. Я промолчала.
– Будешь молчать? – мягко спросил голос. – Неужели не скучно лежать одной? Мне было бы скучно.
– О, так ты пришел развеять мою скуку? Я польщена, – фыркнула я.
Мужчина – видимо, молодой мужчина, судя по голосу – неожиданно расхохотался.
– Ты прелесть! – насмеявшись вдоволь, заявил он. – Предыдущий твой учитель не справился с заданием, чем немало меня позабавил. Как правило, все девушки соглашались сосать ему член, полежав несколько часов в одиночестве. Даже делать ничего не нужно было.
Меня удивило одно слово, и я тут же уцепилась за него:
– Учитель?
– Ну да. Ему нужно было научить тебя покорности.
– А теперь, значит, ты этим решил заняться?
– Это не моя обязанность, – ответил он, и по голосу было слышно, что он опять улыбается. – Но ты показалась мне любопытным экземпляром.
– Мне уже начинать собой гордиться?
– В принципе да, можешь гордиться, – заявил он. – У тебя сильный характер. Тем приятнее будет тебя сломать.
– Зачем?
– Не думаю, что на данном этапе твоего обучения тебе стоит знать так много. Достаточно будет усвоить, что чем быстрее ты станешь покорной и уступчивой рабыней, тем лучше для тебя.
– Почему он не ударил меня, хоть и хотел? – задала я давно волнующий меня вопрос.
– Нет смысла вынуждать человека силой, – ответил он и перевел разговор: – Так ты хочешь пИсать?
– Допустим, хочу.
– И столько времени терпишь? Горжусь твоей силой воли, – судя по голосу, его это забавляло. – А так?
Я услышала журчание воды. И усмехнулась. Вот уж не знаю почему, но у меня журчание воды не вызывало желание помочиться. Правда, это желание у меня и так было достаточно сильным, и я его сдерживала последними остатками сил. Но уж на такой примитивный прием я не поддамся!
Звук затих. Мой новый «учитель», наверное, понял, что это не дает результатов.
– Что ж, я восхищен, – мягко произнес он. – Тебе приятно знать, что ты меня удивила?
«Эм? Это он к чему?»
Я попыталась пожать плечами, выражая свое недоумение, и непроизвольно поморщилась, так как плечи болели немилосердно.
– Больно? – сочувственно произнес он.
– Не задавай глупых вопросов. Тебе не идет, – фыркнула я, чем вызвала новый взрыв хохота.
– Ну ладно, – отсмеявшись сказал он. – Видимо, мое присутствие тебя тяготит? Мне уйти?
Я промолчала. Ну а что мне сказать? Сказать «Уйди!» и опять остаться одной? В темноте, с болью и одиночеством? Сказать «Останься!» и тем признать свое поражение?
– А тебя не смущает, что ты лежишь передо мной абсолютно голая? – после паузы вдруг спросил он.
– Какой смысл переживать о том, что невозможно изменить, – опять автоматически попыталась я пожать плечами и опять поморщилась.
– Логично, – усмехнулся он. – А хочешь, я немного облегчу твою участь?
– В чем?
– Я подставлю судно, и ты в него пописаешь. Думаю, станет легче лежать, – чувствовалось, что он опять улыбается. – И заметь, я даже не попрошу ничего взамен. Ну, там член мне пососать или что-то в этом роде.
– И с чего бы это тебе быть таким добрым? – подозрительно спросила я.
– Ну, допустим, мне нравится смотреть, как женщина мочится. Такой ответ тебя устроит?
– Любитель «золотого дождя»?
– Как вариант.
Черт! Я все равно не смогу больше терпеть. И уж лучше пописать в судно, чем под себя, а потом лежать в этом. Ну, увидит он, так что? Он и так меня голой уже видел. Чем там я его удивить смогу?
– А может, ты меня развяжешь, и я сделаю это обычным способом?
– Милая, не торгуйся, – мягко ответил он.
– Ладно, – буркнула я.
– Приподними свою попку, – услышала я и почувствовала, как под меня подсовывают холодный металлический предмет. Из-за усилий по приподниманию таза у меня начали болеть привязанные руки и ноги. Наконец предмет был установлен, причем так, что рук своего «учителя» я не почувствовала, он не стал меня касаться. А потом я опять услышала его голос:
– Ну, давай.
Наконец я смогла расслабиться, и долго сдерживаемая жидкость потекла из меня. Честно говоря, я даже не задумалась, что на меня смотрит мужчина в такой интимный момент, настолько я была погружена в кайф освобождения, а мой «спаситель» никак не напоминал о себе. И только когда я закончила, я вспомнила о нем, потому что почувствовала его руки, которыми он приподнимал мою попу, желая вытащить из-под меня судно. Странно, но его прикосновения не были мне неприятными.
А потом, когда я расслабленная, лежала и балдела, он вдруг спросил:
– Ну и как ощущения?
– Один знакомый парень как-то раз помочился после нескольких часов вынужденного терпения, так он сказал мне: «Кайф лучше, чем после трех оргазмов!» Теперь я в этом убедилась, – ляпнула я и прикусила язык, когда мужчина опять расхохотался.
А потом вкрадчивым голосом он сказал:
– Вот смотри. Ты пошла мне на уступки, и тебе было это приятно. Так ведь? Ты согласилась пИсать в присутствии мужчины, который издевается над тобой, держит связанной и голой. Ты упрямилась раньше, злилась и протестовала, и тебе же было от этого плохо. Да, я согласен, что предыдущий твой учитель был несколько грубоват. Он не учел особенностей твоей психики. Грубость тебя не пугает, а наоборот, мобилизует. Но согласись, уступать приятно? И дальше тебе будет так же приятно уступать. Просто нужно это принять. Чем быстрее ты это сделаешь, тем большее удовольствие от этого получишь, поверь мне.
Вот гад! – подосадовала я про себя. – Получилось, что он сумел заставить меня сделать то, чего хотел он, и я на это пошла практически с радостью. Обидно!
От расстройства я ляпнула:
– Ты можешь возбуждаться только таким способом? Заставляя женщину делать то, что ей неприятно?
– Ну-ну, не начинай, – так же мягко ответил он. – Разве я тебя заставлял? Я мог уйти, ничего не предложив тебе. И разве тебе было неприятно? Ты сама сказала, что это был кайф лучше трех оргазмов. О чем и идет речь. Конечно, я мог бы тебя избить плетью. Мог бы изнасиловать. Мог бы приказать насиловать тебя во все естественные отверстия нескольким мужчинам на протяжении нескольких часов. Но, спорим, я сделаю так, что ты будешь хотеть всего этого и без таких сильных воздействий с моей стороны? Ты будешь просить меня и умолять сделать с тобой все это, и будешь получать от этого удовольствие.
Его вкрадчивый голос напугал меня больше, чем грубая речь предыдущего тюремщика. Я реально испугалась, что он все это со мной сделает. И значит, я это буду уже не я. Он просто сломает меня. И если я действительно начну получать от этого удовольствие, мне проще сразу удавиться. Было бы только на чем.
– Зачем тебе это? – хмуро спросила я.
– Это приятно.
– А как насчет отпустить меня?
– Нет, милая. Этого не будет никогда, – так же мягко ответил он и выключил лампу. Я вздохнула от удовольствия, что свет больше не слепит мне глаза. – Отдыхай. Я приду попозже.
Хорошо ему говорить «Отдыхай», когда я лежу привязанная на жесткой поверхности, и все тело ломит. Пока я была занята сдерживанием своих желаний насчет освобождения мочевого пузыря, я не помнила о том, что хочу пить и есть. Но сейчас, облегчив свою участь с одной стороны, я поняла, что у меня проблем с другой стороны осталось не меньше. Возможно, я уже сутки не пила. Умру от обезвоживания. Конечно, я всегда обходилась малым количеством жидкости, но совсем не пить я не могу. Но мой новый «учитель» явно хочет помучить меня, и будет глупо, если я буду вымаливать у него какие-то поблажки себе. Сомневаюсь, что они допустят, чтобы я умерла. Стоило ли весь этот огород городить с похищением и «обучением», чтобы тупо позволить мне умереть? Даже пописать мне вон дали, не допустив конфуза. Это типа «плохой и хороший полицейский», да? Заранее вся игра просчитана, чтобы я прониклась симпатией ко второму и начала сотрудничать? Хрен вам, не на ту напали. Сделав логический вывод о том, что надо мной всего лишь хотят поиздеваться и сломать мою волю, а смерти моей допускать никто не будет, я успокоилась и решила стоически терпеть. Ну, прям, что я не выдержу какие-то неудобства? Ничего, не сахарная, не развалюсь. А вот поступаться гордостью неохота ради всяких козлов.
Видимо, мне даже удалось задремать, так как я не услышала звука открываемой двери, а очнулась, когда свет от лампы опять впился в мои глаза даже сквозь веки.
– Какого хрена ты меня слепишь? – хриплым со сна голосом возмутилась я.
– Твоим воспитанием некому было заниматься? Что за речь? – усмехнулся голос, и я с неожиданным удовольствием узнала голос второго «учителя». Вот гад, он даже у меня симпатию вызывать стал. Нет уж, перебьется.
– Просто я трудновоспитуемая и необучаемая. Долго тебе со мной придется мучиться. Вон и предыдущий учитель сказал, что я тупая.
– Ну-ну, не наговаривай на себя. Твой коэффициент интеллекта наверняка не ниже ста пятидесяти.
Я усмехнулась.
– Что так мало ты мне приписываешь? Видимо, потому что у тебя всего лишь сто пятьдесят один?
Голос рассмеялся:
– Нет, у меня гораздо выше. Но какая тебе разница?
– Ну как же? Буду гордиться, что надо мной издевался такой высокоинтеллектуальный товарищ, – фыркнула я. – А вообще ты разве не знаешь, что коэффициент интеллекта – это не самая главная характеристика ума человека?
«Боже, а я откуда это знаю?» – удивилась я про себя, но тут же отвлеклась, потому что голос спросил:
– И какая же важнее, по твоему?
– Ну, например… – и вдруг у меня мелькнула мысль, и я продолжила: – Не могу больше говорить, извини. В горле пересохло.
– Такой тонкий намек, что я должен дать тебе попить? – заинтересовался голос.
– А, по-моему, он совсем не тонкий. Но спасибо, что заметил.
– А если не дам?
– А куда ты денешься?
Голос опять рассмеялся. «Какой смешливый он, однако», – с раздражением подумала я.
– Ты заключила, что мы не заинтересованы дать тебе умереть? Поэтому такая храбрая?
– Ой, уволь меня от своих подколок. Я в твоей власти, так? Ты можешь делать со мной, что хочешь. Делай. Мне это безразлично. Но не жди, что я тебе буду помогать.
После паузы его голос зазвучал более жестко:
– Я могу уйти, если я тебе так неприятен.
– Ха, напугал. Мне без тебя было неплохо. Нет, приперся, свет этот дурацкий опять включил.
Щелчок выключателя погрузил комнату в темноту.
– Так лучше?
– Да, спасибо.
«А какого хрена я его благодарю еще?» – хмуро подумала я, но больше ничего говорить не стала.
И вдруг я почувствовала его руки сначала на своих лодыжках, а потом на запястьях – он отвязал меня. «Интересно, как он это делал в кромешной темноте?»
Взял меня за руку – его ладони были сильными и теплыми:
– Вставай.
Я поднялась за его рукой, села, свесила ноги со стола. Он потянул меня, я, опираясь одной рукой, попыталась соскользнуть, но затекшие руки и ноги отказались мне служить, и я рухнула на пол. Ну, почти рухнула, так как он успел подхватить меня. Всем телом я ощутила его одежду, что-то мягкое и приятно пахнущее. У меня даже голова закружилась от его аромата. А может, всего лишь от того, что кровь резко отлила от головы к ногам из-за того, что я встала. А под одеждой я чувствовала его сильное твердое тело. Он обнимал меня и не торопился отпускать. Я была плотно прижата к его торсу и почему-то тоже не пыталась отстраниться. В его объятиях было комфортно, ощущения его ладоней на моей коже возбуждали. Я вдруг разозлилась на себя за эти мысли. Хотела отстраниться, но он успел это сделать раньше.
– Держись за стол, подожди минутку, – тихо сказал он. Я замерла. И через несколько секунд почувствовала, что он завязывает мне глаза. Потом он отошел от меня, и из-под повязки я увидела, что он включил общий свет.
– Почему ты боишься, что я увижу тебя? – спросила я.
– С чего ты взяла? – удивленно сказал он. – Я не боюсь. Просто завязанные глаза дезориентируют. Это тебя раздражает, ты скорее начнешь мне подчиняться.
– И зачем ты так откровенно раскрываешь свои методы?
Он усмехнулся:
– Ты любопытный экземпляр. С тобой все не так, как с другими. Мне интересны твои реакции.
– Это я уже слышала, – фыркнула я.
– Ну, извини, что разочаровал. Но пока я продолжаю так считать. Когда ты мне надоешь, я отдам тебя прежнему твоему учителю.
Неожиданно для себя я испугалась. Не хочу к прежнему. Этот менее предсказуем, но более терпелив со мной.
По звуку шагов я поняла, что он подошел ко мне.
– Пойдем, – и я почувствовала, что он берет меня за руку.
Я двинулась за ним:
– Мне обязательно ходить голой? Может, ты дашь мне какую-нибудь одежду?
– Ну что я могу тебе сказать? Я могу дать тебе одежду. Но ведь я потребую уступок. Ты уже готова идти на них?
Я промолчала.
– Не готова, – констатировал он.
Мы вышли из комнаты, и неожиданно я почувствовала озноб. В коридоре (во всяком случае, я так предположила) было гораздо холоднее. Либо комната специально отапливалась с учетом того, что я лежу там голая. Под ногами была мягкая ковровая дорожка, которую я ощущала босыми ступнями.
– Как я выгляжу? – вдруг спросила я.
– В смысле? – удивился он.
– В прямом. Не знаю, что вы со мной сделали, но я абсолютно ничего не помню. Я не помню, как меня зовут. Не помню даже своей внешности.
– Ты серьезно? – переспросил он. – Не знаю, может, это реакция на эфир, который тебе дали вдохнуть, чтобы ты потеряла сознание. Но я никогда не слышал о таком эффекте. Ты реально ничего не помнишь?
– Нет.
Может, я и зря призналась в потере памяти, но, в конце концов, что я теряю? А так есть надежда, что он проговорится о чем-нибудь, и я хоть что-то буду знать.
– Ты меня поражаешь. Человек, потеряв память, уже должен быть испуган и дезориентирован. И легко будет поддаваться внешнему влиянию. А ты хорошо держишься. Я восхищен, честно.
В его голосе действительно прозвучало восхищение, от чего мне стало неожиданно приятно.
Видимо, мы пришли. Он остановился и открыл дверь. Я зашла, сразу утонув ступнями в мягком длинном ворсе ковра. В комнате было очень тепло и слышалось потрескивание дров в огне. Видимо, камин.
Он повел меня куда-то, а потом, когда я уперлась во что-то коленями, скомандовал:
– Ложись.
– Зачем? – напряглась я.
Он усмехнулся:
– Больно не будет, обещаю, – и толкнул меня. Я упала на живот поперек большой, видимо, двуспальной кровати, он поднял мои ноги и развернул меня так, что я расположилась параллельно краю. А потом я почувствовала его руки на своих плечах. Он начал делать мне массаж. Мягко говоря, я выпала в осадок и не знала, как на это реагировать. А его руки были просто волшебными, изгоняя усталость и боль из затекших мышц. Нет-нет, расслабляться не нужно. Раз он добрый сейчас, значит, что-то потребует потом. И все же как приятно. Я чуть не замурлыкала как кошка. Его руки стали спускаться. Он помассировал мне спину, стал спускаться к пояснице. Помял крестец. Я напряглась, но он лишь мягко провел по ягодицам и начал массировать ступни, щиколотки, постепенно поднимаясь вверх.
– Так ты не ответил. Как я выгляжу?
– Что я должен сказать? Попозже я дам тебе зеркало.
Что ж, и на том спасибо. Но я не унималась:
– Ты что-нибудь знаешь обо мне? Можешь рассказать.
Он помолчал, продолжая массировать мне ноги, поднимаясь все выше.
– Нет, я ничего не знаю.
– Массаж входит в число издевательств?
– Просто расслабься. И помолчи.
Я заткнулась. Он уже массировал мои бедра в непосредственной близости от промежности, но, как ни странно, ничего себе не позволял. Не пытался меня потрогать там, его пальцы никуда не соскальзывали даже случайно. И вдруг я подумала, что, наверное, совершенно не привлекаю его как женщина. Он столько видел меня голой и даже ни разу не попытался потребовать что-то от меня – что-то сексуального характера, и не попытался потрогать меня в интимных местах. Я его привлекаю только как… любопытный экземпляр. Почему-то эта мысль меня расстроила.
Наконец он закончил массаж. Поднялся, отошел и сказал:
– Как ты правильно подумала, доброта не входит в число моих достоинств. И сейчас я как раз приступлю к издевательствам. Ты ведь хочешь пить, правда? Так вот я дам тебе попить, если ты сейчас подползешь на коленях ко мне, ориентируясь на голос, и поцелуешь мои ботинки. Они чистые, если тебя волнует вопрос гигиены. – Он хмыкнул. – Тело я тебе помассировал, так что сослаться на то, что ты не в состоянии физически это осуществить, ты не сможешь. Жду. Повязку с глаз не снимай.
«Вот так, да?»
– Если я откажусь, что будет?
– Ты правильно поняла, я не дам тебе умереть от обезвоживания. Но вряд ли тебе понравится тот способ, которым я тебя напою. И тот вкус.
– Ладно.
Я опустилась на колени.
– Говори что-нибудь, чтобы я слышала, – и я начала движение.
– Ты красиво двигаешься, – услышала я его мягкий голос. – Ты очень пластична. Наверное, занималась танцами, да?
– Я не знаю, – холодно ответила я. – Я же говорила, что потеряла память.
– Ну-ну, девочка, не злись. Ничего же страшного не происходит. Здесь только ты и я. Я сделал тебе приятное. Тебе ведь был приятен массаж? И если ты сделаешь что-то приятное мне, разве это плохо?
Я молча ползла на коленях на его голос. Когда он начал звучать уже прямо над моей головой, я остановилась.
– Ну же, девочка. Осталось совсем немного.
И тогда я встала на ноги.
– Перебьюсь без воды как-нибудь.
Он молчал долго. Потом с некоторым раздражением в голосе произнес:
– Зачем ты все усложняешь?
– Все на самом деле элементарно. Я. НЕ. ХОЧУ. Не хочу идти ни на какие уступки. Никогда и никому. У меня была какая-то жизнь. Пусть я ее не помню. И может, она была паршивой. Но она была моя. И вот какие-то придурки выхватывают меня из нее, погружают в какую-то ирреальную обстановку и начинают что-то от меня требовать. Не пойму, почему тебя так удивляет мое сопротивление? Чего ты ждал? Что я буду лить слезы от умиления из-за того, что ты сделал мне массаж?
– Я ждал, что у тебя включится простой инстинкт самосохранения. Человек всегда по жизни идет на компромиссы. С собой, со своей совестью, с супругом, с начальством, с бандитом, приставившим нож к горлу в темном переулке. Это нормально.
– Значит, я ненормальная. Ты бы проверил мою психику. Может, я из сумасшедшего дома сбежала, когда вы похитили меня на улице.
– Ты помнишь, как тебя похитили?
– Нет. Я просто так сказала.
– Ты не из сумасшедшего дома.
– Значит, ты что-то знаешь обо мне.
– Нет, просто сумасшедшие не строят такие логические цепочки. – Он вздохнул. – Ты ставишь меня в тупик. Ладно. Ты сделала бОльшую часть задания – подползла ко мне на коленях. Я дам тебе попить. Но потом накажу. Уж извини.
Он взял меня за руку и опять куда-то повел. Я поняла, что он подвел меня к столу, отодвинул стул:
– Садись.
Я ощупала руками спинку, чтобы понять его местоположение, и села. Попе было приятно на мягком сиденье. Он стоял сзади, положив руки мне на плечи.
– Мне любопытно. Ответишь? Ты стараешься не подчиняться мне. И у тебя были свободны руки. Почему ты не проигнорировала мой приказ не снимать повязку? Ведь могла.
– Я не хочу тебя видеть.
Он помолчал, поглаживая мои плечи, отпустил, а потом вдруг одним движением завел руки мне за спину и защелкнул на них что–то тяжелое и металлическое, видимо, наручники. Я даже не успела среагировать.
Я услышала журчание воды, видимо, он наливал ее в стакан. Поднес к моим губам. Я сначала опять хотела отказаться, но подумала, что это уже будет глупо, и приоткрыла губы. Вода, чистая, прохладная, полилась ко мне в рот. Я старалась пить аккуратно, не выдавая своей жажды. Стакан, или видимо, какой-то бокал, судя по толщине стекла, опустел за несколько секунд. Он налил еще. Опять молча поднес к моим губам. Я приоткрыла рот, и этот бокал опустел моментально. Еще журчание. Я опять приоткрыла губы, но вдруг вся жидкость потекла по моему лицу. Видимо, он выплеснул воду мне в лицо.
– Хватит с тебя, – жестко сказал он. – Я старался быть с тобой мягким. Но если тебе нравится более суровое обращение, я доставлю тебе такое удовольствие. Еду ты пока не заслужила. Вставай! – и он, обхватив мою руку на уровне подмышки, грубо дернул меня вверх. Лучше бы он это сделал с левой рукой. Взвыв от боли, я вдруг вспомнила – не знаю, откуда вдруг всплыло это воспоминание – в правом плече у меня был привычный вывих. Кажется, это называлось именно так. Когда суставная сумка надорвана, сустав плохо держится в плече и от резкого движения может легко выскочить.
– Блядь, что это? – от неожиданности воскликнул мой «учитель», и даже сквозь боль я не смогла сдержать смеха:
– А кто-то возмущался моим воспитанием!
Я не видела сейчас своего плеча, но я помнила (в мозгу высветилась картинка), как это выглядит. Когда на месте плеча ямка, а сам сустав располагается правее, уродливо раздувая кожу в непривычном месте.
Он все еще держал меня за руку и от того, что его пальцы непроизвольно сжались, меня пронзило новой болью.
– Отпусти! – завизжала я. Во время такой боли не до сохранения гордости.
Он тут же отдернул руку.
Я стояла в дурацкой позе, боясь пошевелиться. Сейчас боль была терпимой, но я знала, что стоит мне изменить положение, и я уже терпеть не смогу.
– Я не понял, я что, тебе руку вывихнул? – спросил он.
– Да. Только ради бога, помолчи,– сквозь зубы прошипела я.
– Что мне сделать?
– Ничего, только не касайся меня, пожалуйста-а-а, – взвыла я, потому что новый приступ боли пронзил меня.
На пару секунд он заткнулся, но тут же опять заговорил:
– Но ты же не будешь тут так стоять! Может, позвать врача?
– Ты заткнешься, а? Слушай, я даже поцелую твои чертовы ботинки, честное слово, только заткни-и-ись!
Он заткнулся.
Я тяжело дышала, немыслимо изогнувшись. И медленно поводила плечом. Чертовы наручники были слишком тяжелыми, рука отвисала в неудобной позе, земное притяжение играло против меня. Я знала, что по-другому никак не вставлю плечо на место. Я просто не дам к себе никому прикоснуться. Откуда я это знала? Не помню. Но это знание четко высветилось в моей голове. И у меня оставался только один выход: шевелить рукой, пока сустав не соскользнет в нужное место. Только один нюанс: каждое минимальное движение доставляло адскую боль.
Я пыталась делать легкие покачивания, но тяжелые наручники не позволяли мне контролировать амплитуду, и чуть более сильное случайное движение исторгало из моего рта истошные вопли.
– Давай я хоть наручники сниму, – произнес он.
– Не трогай меня! – прорычала я, и опять завопила и заплакала, так как слишком сильно двинула плечом. Слезы уже пропитали всю повязку, и щеки тоже были мокрые.
И тут наконец-то сустав стал на место.
Я с облегчением вздохнула и выпрямилась.
– Все? Тебя уже можно трогать? – спросил он.
– Опять мне руку хочешь выдернуть?
– Нет, – и я почувствовала, что он снимает с меня наручники. – Извини, я не хотел тебе делать так больно.
Я промолчала.
– Ты можешь двигать рукой?
– С трудом. Долго будет ныть, и страшно ею сильно шевелить.
– Тебя покормить?
– С чего это ты таким добрым вдруг стал? Недавно говорил, что я не заслужила еду.
– Наказание оказалось слишком сильным. Хоть я и не специально так сделал. Так что теперь заслужила.
– Я бы лучше в туалет сначала сходила, – фыркнула я.
– Я сейчас выйду и закрою тебя в этой комнате. Можешь снимать повязку и делать все, что хочешь. Писать, какать, кушать. Туалет здесь есть. И ванная. Может принять душ, если хочешь. Еда на столе. Думаю, еще не остыла.
И я услышала удаляющиеся шаги, приглушаемые ковром. Через несколько мгновений щелкнул замок двери. И я стянула повязку.
Источник: http://only-r.com/forum/43-252-1
