Не любо - не слушай,
А врать не мешай… - 1 -
В высокой башне полуразрушенного замка Дракулы гулял сквозняк. Восковая церковная свеча одиноко чадила на столе, покрытом потертым бархатом, черным как саван. В ледяном, мутном мраке таились высокие своды башни, ее влажные каменные стены, слепые, забитые сгнившими досками окна. Воздух, пропитанный прогорклой могильной сыростью, был холоден, как смерть.
У стола, склонившись в три погибели, стоял страшный старик. Его длинные запутанные волосы казались белыми, как вечные льды. Бледное лицо покрывали глубокие уродливые морщины. Под седыми кустистыми бровями прятались мрачные, налитые кровью глаза. Крючковатый нос, похожий на клюв дикого ястреба, низко склонялся над тонким, перекошенным ртом. Трясуюшиеся, старческие руки, исперещренные сетью змеевидных фиолетовых вен, нежно сжимали миниатюрный портрет улыбающейся черноволосой девушки.
- Ты будешь моя, моя… - плотоядно шептало чудовище, едва шевеля бледными, бескровными губами, - моя... моя… ты будешь моя…
Где-то скрипнула дверь, и в круг света бликующей церковной свечи вошла женщина. Ее миндалевидные зеленые глаза блестели в темноте, как у кошки. В руках она несла золотой, инструктированный драгоценностями кубок, наполненные дымящейся жидкостью, цвета расплавленного рубина.
- Я принесла то, о чем Вы просили, мессир, - произнесла вошедшая низким шепотом и с поклоном подала кубок страшному старику.
Тот поднял на нее медленный взгляд, тяжелый, как камень, и жгучий, словно прикосновение огня. Лицо его озарилось звериной радостью при виде напитка, и он поспешил принять его из рук женщины.
- Я должен поблагодарить тебя, Гелла, - проговорил он, - Te deus, Satana!
- Te dues…- слог в слог повторила женщина.
Старик поднял кубок и жадно прижался к нему тонкими, бесцветными губами. Он пил неосторожно, быстро, огромными глотками, словно томясь многовековой жаждой. И когда он отнял пустой кубок от своего лица, оно неузнаваемо изменилось.
Тот, кто еще мгновение назад казался тысячелетним стариком, выглядел совсем молодым юношей, в самой расцвете силы и красоты. Его согбенная фигура выпрямилась, бледное лицо налилось краской. Старческие сморщенные черты преобразились. Мутные глаза прояснились, засверкали силой и умом. Волосы потемнели и выпрямились, словно лунные лучи. Теперь этот человек был красив, как молодой полубог, и силен, как древний титан. Высокие своды страшной башни затряслись от его звучного, оглушительного хохота.
- Иди прочь, Гелла, - воскликнул он новым, свежим и приятным голосом, - я хочу побыть один! Ave! Ave, Satana!
Женщина удалилась с поклоном, растаяв во мраке, словно бесплотная тень. Оставшись один, юноша снова вернулся к миниатюре девушки, обжигая ее портрет дыханием и испепеляя взглядом. Этот упорный, горящий, полыхающий взор, казалось, впитывал в себя ее нежно улыбающийся, застывший на век в неподвижности, образ.
Неизвестно, сколько времени провел бы он за этим занятием, если бы тьма в углу залы не заколебалась, и из нее не соткался бы человек, закутанный в плащ цвета ночи. Его фигура беззвучно вынырнула из мглы, и капюшон плаща упал, обнажая строгое бледное чело. Он смотрел на стоящего юношу, не отрывая блеклых голубых глаз - спокойно, лукаво, немного печально, и хранил молчание.
- Я не звал тебя, Уриэль, - сказал юноша, даже не обернувшись на материализовавшегося из тьмы человека. - Зачем ты пришел?
- Я пришел предупредить тебя, Влад Эммануил, - глухо проговорил названный Уриэлем, - Ты собираешься стать на неправильный путь.
- Какое тебе дело до меня и моего пути, демон? - гордо воскликнул Влад Эммануил, - Кто ты такой, чтобы поучать графа Дракулу! Прошли те времена, когда я следовал твоим советам!
- Я не демон, если ты хочешь верно меня определить, Влад, - спокойно парировал его речь незваный гость в плаще цвета ночи, - я вампир. Такой же вампир, как ты. Я крестил тебя своей кровью, если тебе угодно вспомнить. Только мне ты обязан тем, кем ты стал. Я пришел предупредить тебя… я пришел напомнить: любовь… Влад! Любовь - это не занятие для проклятых!
- Что?! - гневно воскликнул Влад, вперив черные, сузившиеся в бешенстве глаза на бледное лицо демона, - о чем ты осмелился МНЕ напомнить, ты, свихнувшийся старый филин!
Уриэль криво усмехнулся.
- Ты сердишься, а значит, ты не прав, Юпитер, - желчно процитировал Уриэль. - Я напоминаю тебе, что ты мертв, Влад. Твое сердце остановилось полтора века назад. Твоя кровь уже не бежит по жилам с той же горячностью, как и прежде. И в фамильном склепе под подкосившимся крестом лежит твой пустой, сгнивший гроб. Ты мертв, но ты живешь, и ты - силен, ты бессмертен. И этим ты обязан мне, сиятельный граф! Ты проклят… впрочем, только дураки называют это проклятием! Я называю это благословением, великим благословением тьмы!
При этих словах лицо демона озарилось странным, мерцающим светом, точно по нему пробежали всполохи огня, или его осветили ясные лучи, полтораста лет не видимого Владом, рассвета.
- Быть может, я должен поблагодарить тебя за то, что по твоей милости стал вот такой вот гнусной, кровожадной тварью, которая томиться в могиле, во мраке, в склепе, среди таких же чудовищ, как и она сама! - вскричал Дракула, в ненавистью глядя в равнодушные, холодные, как голубые льдинки, глаза Уриэля, - Благодарить за то, что ты заживо похоронил меня, демон?! Мир, любовь, жизнь, свет солнца- все… все ты отнял у меня! И еще приходишь давать мне свои советы!
- Какая страстная речь, Влад! - саркастически отозвался демон, - Я не ошибся в тебе, Дракула. Я знал, что ты сможешь.. со временем сможешь стать Черным Принцем. Я готовил тебя для этой роли. Я остался доволен собой. - он самодовольно усмехнулся. - Ты станешь Великим, Влад, Черным Принцем Вампиров, в независимости хочешь ты этого или нет. Мир, свет, жизнь, любовь… любовь.. - Уриэль дважды повторил это слово, словно стараясь распробовать его вкус, - Любовь… оставь ее смертным, Влад. Это жалкое чувство - жалких рабов. Наш удел, наша звезда, наша сила - это стремление к власти, к господству, к Царству Великой Тьмы! Смертным оно неведомо, как им неведом вкус теплой крови на пересохших от жажды губах. Оставь эту жалкую женщину, портрет которой ты прижимаешь к губам, еще не остывшим от крови убитого ведьмой младенца. Ее тело - прах, ее душа - потемки. Любовь сделает тебя слабым, Дракула. Любовь - это оружие нашего врага. Это светоч проповедей Плотника из Назарета. Любовь - это не занятие для проклятых.
- Ты не убедил меня, демон! - ответил Влад, и его взор затуманился, словно вампир поймал себя на потаенной мысли, - Ты не убедил меня, ты, правая рука Сатаны! Уходи отсюда, Уриэль! Заклинаю тебя Тьмой, уходи!
Однако, пришедший не шелохнулся.
- Да, я люблю ее! - продолжил Дракула, и его голос, отражаясь от стен, гремел, как гром, разнося произносимые им пылкие слова по всему мертвому замку, - Она - самое прекрасное создание на этой земле! И она будет принадлежать мне, даже если твой Господин выставит против меня свои легионы, и мне придется разбить вдребезги весь этот проклятый мир! Что ты говорил, демон? Мое сердце остановилось… но, послушай… приложи свою мертвую руку к моей груди, - Дракула вплотную приблизился к демону, - приложи ее вот сюда, - граф с силой рванул черное кружево на своей груди, - оно бьется! Мое сердце бьется! Послушай, демон! Послушай, как стучит мое мертвое сердце! Оно бьется в такт ее имени - Ма-рия, Ма-рия - выстукивает оно, мое мертвое, остановленное тобой сердце!
Уриэль на секунду прикоснулся к бурно вздымающейся груди, и ее лицо искривила улыбка - неприятная, насмешливая улыбка, поднявшаяся из самой глубины омута, который был его душой. Он приподнял бровь, и из его глаз полилось ледяное, синее пламя.
- Гелла… хорошая прислужница Гелла… клянусь бородой дьявола, она даже лучше своей чертовой бабушки! - он усмехнулся, - опомнись, Влад! Это все кровь… кровь христианского младенца. Я вижу его, Влад… хорошенький, белокурый мальчуган! Бедняжка, как жаль, что он не дожил до своего первого причастия… Это его кровь оживила твое молчавшее сердце, граф Дракула! Его чистая кровь струиться по твоим венам. Он не успел нагрешить, и его душа воспарила к ангелам. Плотник из Назарета будет тебе благодарен. А твое сердце… оно сейчас замолчит. Твое сердце умолкнет, и ты снова захочешь крови! Ты захочешь крови…и захочешь настолько, что сможешь сожрать свою прекрасную возлюбленную! Слышишь, оно затихает, успокаивается, чтобы вновь замереть в блаженном, ледяном покое? Не обманывай себя, Влад, не лги себе, Эммануил, тезка Дьявола! Твое сердце мертво, оно такой же недвижный камень, как и мое. А если бы оно вдруг забилось…
Лукавый, воркующий голос демона изменился, насмешливые, ласкающие нотки в его тоне сменились другими - предупреждающими, угрожающими, словно шипение ядовитой змеи.
- А если бы оно вдруг забилось…
Дракула невольно отступил на шаг, будто испугавшись наступить на гадюку.
- А если бы оно вдруг забилось, - осторожно повторил демон, - то я бы вырвал его из твоей груди!
Два взгляда скрестились, как шпаги. Дракула первым отвел глаза.
- Уходи, Уриэль… - почти умоляюще произнес он.
Лицо демона приняло прежнее спокойное, почти беспристрастное выражение.
- Я уйду, когда скажу все, что должен. - рука его скрылась в складках плаща. - вот бумаги. Через месяц, когда небо вновь озарит полная луна, ты должен быть в Париже. Мы будем выбирать Черного Принца. Ты не просто должен участвовать в голосовании, Влад. Тебе надлежит стать Черным принцем. Этого желает Монсеньер.
Дракула вернулся к столу, и вновь наградил миниатюру девушки пристальным взглядом.
- А если я не приеду? - быстро спросил он.
- Этого желает Монсеньер. - повторил Уриэль вместо ответа.
Дракула молчал.
- Ты близок к безумию, Влад. - почти участливо добавил демон. - выбрось ты эту безделушку, - он небрежно указал на портрет. - Убей девушку и не думай о ней!
На лицо графа вернулась ненависть, удесятеренная отчаянием, в которое его подвергла новость о странных желаниях Монсеньера. И он воскликнул с жаром:
- Скорее, я убью самого себя! Убью кого-нибудь из вас, кровожадные твари!
Демон сделал предупреждающий жест.
- Если ты убьешь вампира, Трибунал приговорит тебя к сожжению, Влад Дракула. И твоя душа попадет в ад, прямо в объятия Монсеньера. И я бы о тебе… сожалел. Но тебе суждено стать Черным Принцем, Дракула, ты не убьешь вампира.
- Если бы… - медленно, не отрывая глаз от миниатюры, сказал Влад, - если бы мне было… суждено убить вампира, то этим вампиром был бы ты, Уриэль!
Но когда он поднял взгляд на собеседника, того уже не было в башне, и только в углу шевелился мрак.
- 2 -
…Это неправда, неправда то, что сказал Уриэль. Неправда, что вампиры не могут любить. Да, она была согласна, что у вампиров это происходит не так, как у смертных людей. Быть может, смертные не знают той щемящей тоски, которая сжимает холодную грудь влюбленного вампира. Быть может, Тьма, объявшая душу вампиров, умножает их страдания. Быть может, отчаяние куда быстрее произрастает в темноте полуночи, чем при свете солнца. Быть может, боль с большей силой терзает мертвую плоть, чем живую. Быть может, любовь в страхе избегает смерти, и потому смерть с такой страстью стремиться к любви.
Это неправда - то, что сказал Уриэль…
- 3 -
Келью матери Каталины, настоятельницы женского монастыря ордена кармелиток, освещала только лампадка, затепленная перед образом Богоматери. Но ясный, согревающий свет ее струился по всей небольшой комнате, отчего она казалась светлой и уютной. Сама матушка, только отслужив хвалитны, исповедовала молодую прихожанку, бережно перебирая янтарные четки в аккуратных, аристократических руках. Матушка была еще совсем не старой женщиной, и ее умное, правильное лицо горело присутствием духа, добротой и умом.
Молодая прихожанка - девушка лет девятнадцати - была восхитительно хороша. Ее длинные, черные, как вороново крыло волосы, красивыми волнами ниспадали до самого пола, струясь по холодному монастырскому камню, словно блестящая на закате река. Красивое лицо - лицо Божьего ангела, как отметила мать Каталина - с искрящимися черными глазами и маленькими алыми губками, выражало смятение и испуг. Сестре Каталине девушка напомнила кающуюся Марию Магдалину, и монашка внимала ей с удвоенной симпатией и участием.
- Вы должны спасти меня, матушка, - с плачем в голосе говорила девушка, судорожно сжимая в ладони край рукава монашеской сутаны, - Помогите мне, ради Святой Девы! Меня преследует Дьявол!
- Полноте, Мария! - отвечала монашка ласковым тоном укоряющей матери, - Полноте, стоит ли говорить о себе такое!
- Матушка, матушка, - вновь жалобно отозвалась Мария, - поверьте мне! Клянусь спасением собственной души, он - дьявол, дьявол!!!
- Дитя мое, - попыталась успокоить плачущую мать Каталина, - у дьявола полно своих забот, и он, конечно, не станет смущать такую чистую душу, как твоя. Кто преследует тебя, ответь, дитя…
- Он выглядит по-разному, но я уверена, что это один и тот же человек, - ответила девушка, - когда я увидела его впервые, он был ужасным, страшным, чудовищным стариком, и его руки - отвратительные паучьи лапы - были по локоть в крови. Он звал меня. А я бежала, бежала через лес, потому что смертельно боялась его! А на следующий день я увидела его, и он был совсем другим. Красиво одетым, стройным, таким печальным… таким… красивым. Он так умолял меня побыть с ним, поговорить, остановиться хотя бы на мгновение! Но я…
- Ах, Мария, Мария, - произнесла мать Каталина с неподходящим сану Христовой невесты лукавством, - кажется, этого дьявола я знаю. Он является всем молоденьким девушкам, а особенно часто таким хорошеньким, как ты…
Прелестная Мария зарделась, как роза.
- Нет, нет! - почти вскричала она, - это совсем не то, что вы подумали!
- Почему же, дорогая крестница? - спросила мать Каталина, - большинство девушек твоего возраста уже обвенчались. Быть может, пришла и твоя пора?
- Ах, нет, нет, нет, матушка! Нет, только не он!!! - воскликнула Мария с таким неподдельным страхом, что мать Каталина испугалась за нее.
- Как же он преследует тебя, дитя? - быстро спросила она, - он хочет причинить тебе боль?
Мария задумалась, и ее глаза подернулись на миг поволокой грусти. Казалось, она припоминает что-то, доставляющее ей и наслаждение и страдание одновременно. Потом она заговорила, медленным, грудным голосом, осторожно подбирая слова.
- Нет, это не обычный деревенский воздыхатель, матушка, - вздохнула Мария, - его я бы не испугалась. И самое странное не это. Понимаете, это человек преследует меня… изнутри… вы понимаете? Словно бы он забрался ко мне в душу, и из нее руководит мною, думает за меня. Понимаете, матушка, не проходит минуты, чтобы я не думала о нем, не вспомнила, и эти мысли так жгут, так томят мое сердце! Каждую ночь я вижу его в своих снах, он зовет меня, поет мне песни, и мне кажется, что душа моя отрывается от тела и вылетает в окно, парит в воздухе навстречу ему. И мы витаем вместе в лунном свете, наслаждаемся ароматом цветов, видим облака, плывущие у нас под ногами. И каждое утро…
- Дочь моя, - устало улыбнулась мать Каталина, - я прекрасно знаю это состояние! Люди еще называют его любовью. Это святое чистое чувство, и Господь благословил его!
- Господь… - мечтательно проговорила Мария, - тогда почему же, матушка, - вновь беспокойно спросила она, - каждое утро, когда я просыпаюсь, на мне нет моего нательного крестика, а в изголовье кровати я нахожу свежий ненюфар?
Ненюфар. Мертвая роза. Ненюфар.
Какое-то неясное воспоминание прошелестело в мозгу монахини.
- Ненюфар? - переспросила она.
- Это нежный белый цветок, который растет на болоте, матушка. У него сладкий, приторный аромат, почти как у дурмана.
- Да, Мария, - серьезно сказала монахиня, - да, я знаю… знаю. Ненюфар.
Ненюфар.
До этого момента мать Каталина собиралась просто выслушать свою прихожанку, благословить и с миром отправить домой. Но упоминание о ненюфаре заставило ее изменить решение.
Она помнила, что в их краю иногда пропадали дети или молоденькие девушки, и у их пустых постелей обезумевшие родственники находили мертвую розу - ненюфар. Страшное предчувствие пронзило сердце благочестивой монахини. Мария нашла ненюфар в изголовье постели, однако… она… еще жива?!
- Я помогу тебе, дочь моя, - серьезно сказала монашка. - Ты останешься ночевать в обители. И.. не покинешь ее, пока я не разберусь, что же происходит с тобой. Я велю сестре Агате выделить тебе свободную келью. Пойдем со мной. Уже совсем ночь, а ты утомлена.
- Значит, меня и вправду вселился бес, матушка? - упавшим голосом вопросила Мария, умоляюще глядя на монахиню.
- Нет, нет! - поспешила с ответом та, - нет, я так не думаю. Но во всей твоей истории, есть кое-что, что мне совсем не нравиться…
Ненюфар.
Она не договорила.
И обе женщины вышли в коридор.
Коридор старого монастыря, освещенный только чадящими на ветру факелами, выводил во внутренний дворик храмины. В этот дворик, глубокий, как сказочный колодец, едва проникали лучи бледной луны, чертя на полу ровные черные тени от невысоких колонн, опоясывающих двор. Не смотря на время года - весна только-только вступала в свои права - во внутреннем дворике буйно цвели цветы - ранние розы, дикий белый шиповник, желтые нарциссы, фиалки и маргаритки, любовно выращенные трудолюбивыми монахинями. Посредине двора стояло огромное оловянное распятие Спасителя, а вокруг него находились скамейки для желающих помолиться или предаться душеспасительным размышлениям в уединенном покое.
Мать Каталина уверенно вела свою подопечную по запутанным коридорам здания монастыря. Отыскав сестру Агату - она в одиночестве прибирала трапезную - настоятельница велела ей устроить Марию на ночлег, а сама отправилась в библиотеку, место, где мать Каталина часто размышляла, сидя у гигантского камина, или штудировала фолианты старинных книг. Благочестивая настоятельница была очень встревожена разговором с Марией, и ей захотелось с кем-нибудь обсудить услышанное, с кем -нибудь, кто мог бы утешить ее сердце и усмирить подозрения.
Библиотекарем в монастырской библиотеке была сестра Клементия, в некотором роде, подруга и соратница настоятельницы. Из всех сестер обители Каталина особенно любила и выделяла ее. Обе женщины были примерно одного возраста, и приблизительно одна и та же причина побудила их уйти из мирской, суетливой жизни. Этой причиной не являлась ни несчастная любовь, ни неудачный брак. И Клементия, и Каталина подстриглись в монахини не столько по боли сердца, сколько по призванию ума. Острый ум, любовь к наблюдениям, интерес к проявлениям человеческой натуры особенно сближали их. Потому и дня не проходило, чтобы настоятельница не навестила свою подругу в сени монастырской библиотеки, и обе монахини - иногда за чашкою кофе, иногда за бокалом церковного вина - обсуждали проблемы, тревожащие их умы.
- Добрый вечер, сестра Клементия, - сказала Каталина, входя в пыльный полумрак библиотеки и увидев Клементию, разжигающую камин, - мне надо бы поговорить с тобой.
- Добрый вечер, матушка, - отозвалась библиотекарша, - что-то особенное случилось?
- Не знаю, - ответила настоятельница, усаживаясь в кресло, рядом с собеседницей, - пришло время поговорить о том, о чем мы долго молчали.
И Каталина так подробно, как только могла, пересказала Клементии разговор, состоявшийся у нее с ее крестницей Марией.
- Девушка влюблена, - констатировала библиотекарша, когда настоятельница закончила.
- Я тоже так думаю, - согласилась Каталина, - но не ее чувства меня сейчас беспокоят. Эти цветы…
- А тебе не приходило в голову, что девушка может лгать? - неожиданно спросила Клементия - в ее возрасте женщины наделены чрезвычайно романтическим воображением.
- Быть может, - неохотно согласилась настоятельница, - но в любом случае, то, что происходит в нашем краю… то, что связано с этими цветами… в этом есть что-то мрачное и недоброе, а официальное духовенство и власти обходят молчанием это факт.
- Есть вещи, которые люди, вообще, стараются не обсуждать, матушка. Эти вещи - странные, сверхъестественные - превосходят наши обыденные представления о мире. Сказки, легенды, народное творчество - только так мы можем выразить свои знания об этой темной, нечеловеческой силе. И хотя у меня есть некоторые книги, могущие пролить свет на события, происходящие в нашем краю, никто и никогда не обратился ко мне с просьбой о них.
- Что же говорят эти книги? - боязливо спросила благочестивая мать, украдкой перекрестившись.
- Я читала о ламиях или "не мертвых", матушка. В восточных странах их еще называют упырями, оборотнями, а католическая религия определяет их породу латинским словом - вампиры.
- Вампиры?! - воскликнула Каталина, - но разве это не легенда?
- Быть может, легенда, матушка, а быть может, и нет, - спокойно ответила Клементия, - разрушенный замок на холме по преданию принадлежал самому графу Владу Дракуле. И в окрестных селениях часто пропадают дети… часто заблудившиеся путники не возвращаются на постоялый двор… часто лошадей находят мертвыми в стойлах… и красивым девушкам иногда дьявол дарит в полночь ненюфар. Но что же мы можем поделать?
Каталина замялась.
- Но можно ведь сделать хоть что-нибудь?
- Старый причетник, который прошлый год под Пасху помер, рассказывал мне, что от вампиров помогает чеснок, дерево омелы, крест, серебро и святая вода. Он говорил, что вампиры могут летать по воздуху, становиться невидимыми, зачаровывать смертных, заманивать в чащу, где потом высасывают у них всю кровь. Он говорил, что раньше здесь от вампиров никакого спасения не было, целые деревни на чисто убивали, никого не щадя. Он говорил, что еще дед его вбивал этим тварям в сердце осиновый кол - единственное, будто бы, против них средство. В деревне его за сумасшедшего считали, сторонились, только я, матушка, слушала.
- А если… - матушка запнулась, - пойти к разрушенному замку и его освятить? Все окропить святою водицей? И на ворота крест Господень повесить, что бы нечисть эту своим пределом запечатать?
- Так старый причетник так и делал, матушка! - воскликнула библиотекарша, - только он прошлый год под Пасху помер, а новому причетнику все едино - пусть хоть весь народ в краю перемрет, ему лишь бы кагор из подвала таскать!
Настоятельница задумалась. Впервые в жизни она столкнулась с проблемой, которая была вне ее компетенции. Она почувствовала острую необходимость обратиться к кому-то за помощью.
- Одним нам не справиться, Клементия, - произнесла она, - да и полно, не блажим ли мы?! Какие вампиры, нас же на смех поднимут! Не знаешь ли ты, кто в святой римской церкви этим делом занимается?
- Так сама знаешь, матушка, с тех пор как Святая Инквизиция от дел отошла, так почитай и никто. Но я слышала, что живет в Провансе некий отец Валенсио, испанец, ордена иезуитов аббат, его будто бы эта проблема интересует, и он в ней немало преуспел, с благословения Святейшего папы. Может, ему написать?
- Напиши, - приказала настоятельница, - а с девицей-то нам что делать? Одержима ли она? И почему… если это и впрямь дело рук вампира… почему же бедняжка еще жива?
- Я думаю. - Клементия лукаво улыбнулась, - я думаю, это потому что вампир в нее влюблен.
- Полно тебе, Клементия! - Каталина всплеснула руками, - возможно ли такое?!
- Я читала, - отозвалась Клементия, - что вампиры влюбляются, и с тех пор нет им покоя, пока они возлюбленную свою в такое же чудовище не превратят. Если он ее в шее укусит, - Клементия показала на свою шею, покрытую черным монашеским облачением, - то она тоже проклятой станет. Проклятой и бессмертной. А душа ее навек будет отдана Дьяволу!
- Святые угодники храните нас! - вскричала настоятельница. - Что ты такое говоришь, Клементия! Не бывать этому, пока я жива! Не дам я погибнуть живой душе. Не наша ли обязанность, Клементия, овец Господних от волков охранять?
- Наша, матушка, - ответила со вздохом сестра Клементия, - только по силам ли нам послушание такое?
- С нами Бог! - молитвенно прошептала мать Каталина, - денно и нощно буду молить Заступницу, чтобы Она отвела беду от крестницы моей и от всего нашего края. Но и рук не опущу! Напиши отцу Валенсио, Клементия, и книг этих, про вампиров, дай мне почитать. Даст Бог, найду я ответ на нашу печаль.
- Помоги вам Пресвятая Дева, матушка, - сказала Клементия, перекрестившись, - Благословите, матушка.
Настоятельница поднялась с кресел, и с особенным чувством благословила библиотекаршу.
- Ночь, полночь… - проговорила она, - пойду я, пожалуй. Завтра с утра зайди ко мне, все подробней обсудим. Быть может, днем все это менее мрачным покажется… Благослови тебя Господь! Мир тебе!
- Мир вам, матушка.
И настоятельница вышла.
- 4 -
Ночь спустилась на землю, укрывая ее черным саваном снов. Полная луна восходила в шлейфе облаков. Весенний ветер ласково шелестел в кронах деревьев. Багряный закат догорал, словно гигантский дьявольский костер. В воздухе пахло болотом, лесом, молодой травой, звездной пылью. Ненюфары поднимали свои ароматные головки навстречу луне. Дракула стоял на крыше постройки, прилегающей к храму, и, не отрывая глаз, смотрел на одно из окон обители.
- Она там, Гелла, - обратился он к прислужнице, стоявшей позади него, - она убежала от меня.
Ведьма молчала. Она откинула капюшон своего шелкового плаща и подставила бледное, дьявольски красивое лицо луне. В ее рыжих локонах пламенели искорки догорающего заката, а в глазах - зеленых, словно воды болотистого озерца, скованного водорослями и тиной - остывала ненависть.
- Вам нельзя туда, мессир, - наконец отозвалась она. - Это церковь.
- Мне нужно туда.
- Это церковь, мессир. - повторила Гелла.
- Я, кажется, сказал один раз, что мне нужно туда, Гелла! - вскипел Дракула, - я убью всякого, кто встанет у меня на пути.
- Это дом Плотника из Назарета, мессир. Нам туда не попасть.
- Будь проклят Плотник из Назарета, Гелла! Я должен попасть туда! Мне надо побыть с ней.
- Хорошо, мессир, - послушно сказала Гелла, - в храмине есть внутренний дворик. Он не освящен. Там растут цветы, стоит распятие. Туда проникает луна. Если вы будете прятаться в лунном свете, вас никто не заметит, мессир. Только помните, вы не можете убить монахиню. Ее кровь для вас - яд. Я не смогу спасти вас в этом случае, мессир.
- Люди, - брезгливо прошептал Влад, - церкви, монастыри, храмины… это грязное пятно на лице природы! Они одеваются в черную шерсть и бьют земные поклоны перед недвижными идолами. Их дела темны, их души сумеречны, их сердца мертвы… они предаются постам, самоистязаниям, чтению и молитвам! Но Бог также далек от них, как и от меня! Нет, я не отдам этим людям свою возлюбленную! Я не дам ей состариться, заключенной в каменных стенах, не дам ее чудной красоте увянуть под жутким монашеским клобуком! А между тем, смотри, Гелла, как прекрасна луна, слепящая сквозь дымчатую вуаль облаков. Как нежно улыбаются с неба звезды! Как мерцают во тьме призрачные болотные огни - словно цветы ненюфары в волосах русалок. Как чист и прозрачен воздух, напоенный чудными ароматами ночи! Как блестит озеро в оправе цветущих берегов! Я подарю ей весь этот мир, Гелла! И она будет гулять со мной по лунному лучу, пить сладостный нектар цветов, и ветер будет ласкать ее прекрасное лицо, и она будет дарит меня своей нежной улыбкой! Все это я могу дать ей, Гелла! Любовь, силу, власть, могущество, счастье… и все это будет продолжаться вечно! Вечно, Гелла! А что может дать ей Этот Плотник из Назарета? Что она получит взамен вечного счастья, кроме бесконечного труда, молитвы и постов, тернистого пути, в конце которого ее будет ждать неглубокая монашеская могила! Ответь мне?
Гелла молчала.
- Не знаю, мессир. - медленно ответила ведьма. - Я предпочитаю не думать об этом.
Единственная мысль, которая сидела в голове Геллы еще со вчерашней ночи, была только: "Это неправда, то, что сказал Уриэль…"
- Жди меня здесь, Гелла, - сказал Влад, ступив в бездну, которая отделяла высокую постройку, прилегающую к зданию храмины, от земли.
И Гелла увидела, как по круглому лику полной луны мелькнула тень огромной летучей мыши.
- Он не любит ее, Гелла. - раздался за спиной ведьмы шипящий шепот Уриэля.
- Я знаю, Темный Демон.
- Если бы он любил ее, он бы от нее отказался.
- Если бы он любил ее, он не стал бы навлекать на нее проклятие.
- Это говорю я, правая рука Сатаны, - подтвердил Уриэль.
Гелла улыбнулась в темноту.
- Я знаю другое, - не оборачиваясь, прошептала она. - Я думаю, что ты - сам Сатана.
Источник: http://only-r.com/forum/36-236-1
