Глава 5. Сердечная недостаточность В детстве каждый день и каждый год кажутся бесконечными.
Но вот мы выросли – и время утекает сквозь пальцы…
«Сердечная недостаточность» Алексин
С тех пор, как вы сели в кабину, аттракцион не прекращает наращивать скорость, потому что хочет одного – вашей встречи с мертвой петлей, которая разделит это приключение на «до» и «после».
Я сидела на коленях и отдирала с коврика Немо кусочки засохшей зубной пасты. В этот раз мы с ним попрощалась… прямо посреди утренних водных процедур, с зубными щетками в наших ртах. Мои пальцы немного подрагивали, потому что он должен был вернуться с минуты на минуту. И вот чем я себя занимала в его отсутствие – крошечными кусочками засохшей зубной пасты. Вспоминая, как три дня назад белой пеной она капала с наших тел.
В детстве я ужасно боялась чудовищ, которые жили под ванной, но теперь я взрослая. Не знаю, что и кому я хотела доказать в эту секунду, но приблизив голову к самому полу, я заглянула под нашу ванну. И в страхе отшатнулась. Там действительно было нечто… чудовищное. Полупрозрачные оранжевые баночки с белыми крышками. Много. И на каждой его фамилия.
Хлопок входной двери показался мне гигантской пощечиной. Я даже чувствовала вкус крови у себя во рту. Я сидела на коленях полностью онемевшая, обездвиженная, парализованная, впиваясь глазами в баночку, на дне которой лежали белые продолговатые капсулы. Ванная комната вертелась вокруг меня, центробежная сила прижимала моё тело к холодной кафельной плитке. Я бросила таблетки на пол, обеими руками зажимая рот, в попытке сдержать дикий звериный вопль.
Такой он меня и застал. И сел на пол в дверном проеме. И молчал. Я слышала, как бешено колотится его сердце. Или это колотилось мое сердце. Или наши сердца одновременно. В этот момент я остро почувствовала, что схожу с ума. Срочно нужно было что-то менять… Спасаться.
- Что это?
- Ты знаешь, что это.
- Зачем они тебе? Скажи, что это обезболивающие, скажи, что это снотворное! Пожалуйста, скажи!
Наши глаза встретились только сейчас. И я отчаянно шарила взглядом в глубине его глаз, я искала надежду, которую он всегда мне давал, но сегодня не находила.
- Я не хочу лгать. Тебе.
- Ты уже обманул меня. Когда скрыл всё это.
- Ты не должна меня упрекать. Ты была счастлива.
- А теперь я несчастна!
- Если ты несчастна со мной, уходи. Пока не ушел я. Я не могу разделить твое несчастье, если оно вызвано моей близостью.
- О чем ты думал? Я бы узнала рано или поздно.
- Жаль, что ты узнала рано. Еще есть время.
И я опять кричала, зажимая руками свой рот. Никогда еще я так не кричала.
- Адели, пожалуйста.
Он зажимал руками свои уши, а глаза его выглядели больными, запавшими, смертельно усталыми. И голос его был точно таким же.
- Почему? Просто скажи, почему?!
А в моем голосе было столько обвинения и обиды, что его глаза вспыхнули, пригвождая меня к полу пуще прежнего.
- Потому что все, кто об этом знают, хоронят меня заживо. Моя семья. Мои друзья. Все они! Каждая наша встреча – это прощание, они жалеют меня глазами и не знают, о чем со мной говорить. Они уже думают обо мне как о мертвом. А я просто хочу жить! И ты была той, с кем я жил. И если ты тоже собираешься похоронить меня, то я хочу на самом деле умереть.
Я плакала, мои слезы капали на коврик и смешивались с крошками зубной пасты. Кого я оплакивала? Себя, наше счастье или его?
- Ты уезжал от меня в больницу. Тут же стирал свои вещи, чтобы я не почуяла запаха. И украдкой принимал лекарства, закрыв дверь ванной. О чем ты думал в эти моменты?
- О том, что не хочу, чтобы ты меня жалела и оберегала. О том, что не хочу, чтобы ты страдала. О том, что не хочу превращать отпущенное мне время в массовую подготовку к смерти. О том, что просто хочу с тобой жить, как жил.
Как бы и я хотела жить с ним, просто как жила до этого. Но могла ли я… мог ли хоть кто-то отбросить в сторону мысль о потере своего самого дорогого, самого сокровенного? Эти мысли он читал в моих глазах, и его глаза тухли, и сам он становился весь черно-белый.
- Прости, Адели. Прости за это всё. И прости за то, что ты должна уйти.
И я действительно думала об этом. Так работал инстинкт самосохранения. Уйти от боли, спрятаться от страшного.
- Выйди. Дай мне время.
Он ушел и плотно закрыл за собой дверь.
А я залезла в холодную ванну, не снимая с себя его майку, одетую наизнанку. Зашумела вода, ледяные брызги, должно быть, попадали на мои голые ноги, но я не чувствовала. Ванна набралась очень быстро, и я погружалась в воду с головой, задерживая дыхание, думая о том, как быть. Наверное, я обманывала саму себя, потому что приняла решение еще тогда, когда только заглянула под эту ванну.
Могла ли я уйти, любя его и зная, что он любит меня? Могла ли я уйти, и оставить его одного, зная, что времени на одиночество у него нет? Могла ли я уйти и не вернуться, зная его адрес? Могла ли я уйти и засыпать по ночам, зная, что он не может заснуть? Могла ли я… Нет, я не могла.
Выныривая из своего оцепенения, я понимала, что просто остаться здесь – мало. Нужно принять всё это. Не противиться, не сопротивляться неизбежному. Не тратить время на сожаление. Не провожать и не скучать по нему заранее. Могла ли я сделать вот это? Я должна была мочь. Или, не вынося моей скорби, он уйдет сам.
Стащив с себя его мокрую майку и оставив ее плавать в набранной до самых краев ванне, оставляя мокрые следы на полу, я шла на кухню, к своим шкафчикам с одеждой. Он курил и смотрел в окно, всё еще полностью одетый, а значит, его руки тряслись не от холода. Когда я натянула на свое мокрое тело самый нелюбимый колючий свитер, он повернулся и метко стрельнул взглядом в мои глаза. Тогда его плечи опустились, и он сказал это, принимая безоговорочное поражение:
- Всё еще плачешь.
- Нет.
- Ты раньше не лгала мне.
- А ты раньше не собирался бросить меня!
- Я не собираюсь тебя бросать, Адели. Я собираюсь умирать.
И от этого я плакала пуще прежнего, наказывая его за то, что он не давал мне ни малейшего выбора. Я говорила Сэм, что хотела свою собственную историю. И вот я её получила. Только совсем не знаю, что теперь с ней делать.
- Что за болезнь? Нет ни одного шанса?
- Тебе не нужно знать деталей, именно они делают вещи реальными.
- Куда еще реальнее… Сколько есть времени?
- Адели, это не поможет тебе справиться. Не нужно об этом думать, иначе ты просто не сможешь выкинуть это из своей головы даже на минуту. Моя мать и мои сестры…
- Скажи мне! Сколько времени? Сколько! Времени! Сколько!
Он разбил пепельницу об пол, и малиновые осколки красиво отбрасывали свет лампочки. Это смогли уловить даже мои насквозь промокшие глаза. Потом он оказался совсем близко, держа меня обеими руками за шею, прижимая к кухонным шкафчикам.
- Не делай этого со мной, Адели.
Должно быть, он чувствовал, как мое сердце бьется в горле.
«Скажи мне», – беззвучно шептали мои губы. И я почувствовала, что он сдался, прежде чем услышала ответ:
- Несколько лет… может, три года.
Он обхватил меня руками, а я вжималась в его тело что было сил. И это был мой капкан. И моя свобода. Всё вместе.
- Так страшно.
- Это жизнь, Адели. Кто-то умирает каждое мгновение. Сейчас. И сейчас. И снова.
- Пусть они умирают, мне все равно. Пусть они гибнут миллионами, мне все равно. Но не ты.
- Адели. Я могу выйти на улицу, и меня собьет грузовик. Мне на голову может упасть пианино. Или я могу поймать шальную пулю. И ты точно также. Никто ни от чего не застрахован. Нужно жить сегодня, как мы делали все это время. Просто не смотри в будущее. Нет смысла. Все равно, случится так, как должно.
- Но что я буду делать потом? Тебя не будет, тебе не придется искать выход. А я?
- Я не знаю, что случится потом, поэтому не могу ответить. Ты можешь через неделю влюбиться в другого, ты можешь поскользнуться и впасть в кому, ты можешь потерять память, ты даже можешь умереть раньше меня… Просто живи сегодня, сейчас. Со мной.
И я приняла его философию, потому что принимала от него всё подряд.
- Люблю тебя.
- Люблю тебя. Я очень скучал.
И я вцепилась руками в его одежду, сжимая её в побелевших кулаках. И уткнувшись в его шею, снова плакала, обещая ему, что в последний раз.
- Поужинаешь со мной?
- Да. Хочу есть.
Он отпустил меня и улыбнулся, заглядывая в глаза. Приоткрыл дверцу шкафа, достал и положил мне на колени синие джинсы, запачканные желтой краской, потому что нам в голову не могло прийти, что кто-то станет красить скамейки в декабре. И он тоже был в тех джинсах, в которых сел на ту лавочку вместе со мной. Вот так мы и вышли из дома, помеченные солнцем на наших задницах. И шли до нашего любимого места какой-то пьяной, петляющей походкой. Я крепко держала его за руку и не думала о том моменте, когда мне придется ее навсегда отпустить.
Маленькие снежинки падали с неба, но не долетали до земли. Воздух был холодный и хрустящий.
- Скоро Рождество.
- Ты что-то придумал?
- Моя мама хочет, чтобы мы пришли. Не знаю, могу ли я отказать.
- Мы можем сходить.
- Если все они будут там, мне придется страшно напиться.
- Всё будет нормально.
Я толкнула его в бок, и он светло ухмыльнулся, встречаясь со мной своим улыбчивым взглядом. И в этот момент я почувствовала себя почти такой же счастливой, как прежде. Он мог заставить меня забыть о будущем. На время.
Мы ели огромную порцию жаркого, и он запивал это дело пивом. Его губы были жирными и чуть горьковатыми на вкус. Одной рукой он держал ребрышко, и зубами аккуратно снимал с него сочное мясо, забавно морща нос. Здесь и сейчас я перестала верить в Бога. Невозможно. Просто невозможно, чтобы он позволил умирать ему.
В следующие несколько дней он разбил пару бокалов, а я позволила себе немного крика и обоюдной боли, но, так или иначе, мы заново ловили равновесие.
Через пять дней я снова вернулась к тому, с чего мы начали новую жизнь.
Мы только проснулись. Я сидела на кровати, свесив ноги, а он лежал на подушках, медленно моргая.
- Почему ты не предлагаешь пожениться?
- Люди женятся, чтобы вместе строить будущее. У нас нет общего будущего.
- Но я хотела бы быть твоей. Хотя бы вдовой.
Вот так просто мы обсуждали его смерть. Внутри я вся была ледяная. Чувствовала, как мои замерзшие кишки трескаются и падают куда-то вниз. Но я не могла истерить, страдать или впадать в депрессию. Поэтому ходила вокруг него на цыпочках, чтобы он не услышал тот треск из самых моих недр.
- Птичка, мы уже не сможем жить сегодняшним днем, если поженимся.
- Оставь мне хоть что-нибудь от себя.
- Зима – не самое подходящее время для свадеб.
- Просто распишемся, никому не скажем.
- Нет, Адели. После свадьбы женщинам хочется детей. А я не могу тебе этого дать.
В глазах его мелькнула боль, и я почувствовала себя дьяволом, поливающим уксусом его раны. Я почувствовала, что еще немного и он сорвется, осознавая, что не может мне дать ничего постоянного. И тогда он уйдет, поэтому я не стала гнуть свою линию.
- Ладно. Мне всё равно. Пусть так.
Его руки подтягивали меня поближе к себе, и мы опять обо всем забывали.
На самом деле, я приспособилась к такой жизни проще, чем могла себе представить. И с каждым днем становилось всё легче спокойно дышать, не приходилось убегать в туалет, когда накатывали чертовы глупые слезы, не приходилось зажимать рот рукой, когда ночью хотелось выть и стенать. Я все реже и реже ловила себя на плохих мыслях, но не смогла перестать об этом думать совсем. Теперь я действительно верила в то, что совсем скоро смогу избавится от щемящей боли и тоски. Он сделал меня больной, но он же оказался чудотворным целителем.
И если бы мне пришлось еще раз пройти весь этот путь, я бы не задумываясь это сделала. И еще раз. И снова. И снова. Столько раз, сколько потребуется.
___________
От автора:
Заранее хочется всех попросить, чтобы меня не обвиняли в том, что я кликаю беду на Роберта, в шапке этой истории есть предупреждение: я никак не связываю реального человека и вымышленного персонажа между собой, мой Роберт существует только здесь, на этих страницах.
Источник: http://www.only-r.com/forum/38-589-1
