Творчество

POV Дана

Педаль газа в пол. Встречный ветер безжалостно бьет в лицо, норовит сорвать с головы шляпу и унести прямо в синее калифорнийское небо. От ветра слезятся глаза… да, от ветра, от чего же еще! Я несусь в своем маленьком кабриолете с такой скоростью, словно за мной гонятся бесы. Вздор, никто за мной не гонится – невольный взгляд в зеркало заднего вида – действительно, никто не гонится. Это радует… да-да, это очень-очень радует… радует… очень…

Несколько глубоких вдохов. Немного прихожу в себя и с удивлением понимаю, что еду обратно вглубь заповедника. Что ж, это даже к лучшему. Бог с ним, с этим ужином! Не могу я вернуться в таких растрепанных чувствах в отель, к этим чужим лощеным людям из благотворительного фонда, к любопытной Джейн, к приколистам Дику и Мику, а главное, к Марку, который читает меня как раскрытую книгу. Не могу я весь вечер делать вид, что все в порядке, фальшиво улыбаться и поддерживать бессмысленный светский разговор. Не могу, не могу, не могу! И уж речи быть не может о том, чтобы выйти завтра в таком состоянии на сцену. Мне нужно побыть одной хоть пару часов, привести в порядок мысли и эмоции. Сделать именно то, для чего я сюда и поехала. Первая попытка с треском провалилась. Надеюсь, вторая будет удачной. Не под каждым же камнем в этом заповеднике валяются раненные звезды Голливуда! Эта мысль вызвала приступ нервного смеха, напугавший меня саму. Да, плохо дело…

В просвете деревьев слева от дороги что-то блеснуло. Горная речка! Прекрасно, то, что надо для моих расстроенных нервов. Съехав на обочину, я заглушила мотор и вышла из машины. Подумав, отключила звук мобильника и бросила его на сиденье. Пробравшись сквозь строй вековых сосен поближе к воде, я нашла на берегу плоский нагретый солнцем камень, уселась, свернувшись калачиком, и уставилась невидящим взглядом на прихотливо играющие по каменистому дну струи воды.

По опыту я знала, что не стоит гнать от себя навязчивые мысли, иначе они засядут в подсознании и вырвутся на свободу в самый неподходящий момент. Лучше на время дать им волю, чтобы они исчерпали себя и оставили в покое раз и навсегда. Поэтому, обреченно вздохнув, я погрузилась в назойливый водоворот мыслей и образов.

Перед глазами тут же возникло ошарашенное лицо горе-велосипедиста в тот момент, когда я назвала его по имени. Мистера Паттинсона. Роберта. Роба. До этого момента я боялась даже мысленно называть его так, боясь ненароком выдать себя. Видимо, напрасно, я оказалась на диво хорошей притворщицей.

Он и правда был уверен, что я не узнала его. Может быть, не стоило поддаваться порыву и говорить правду? Но мне почему-то было очень важно, чтобы Роберт это услышал… Вспомнив еще раз выражение безграничного изумления, постепенно сменяющееся на его лице столь же безграничным ужасом, я невольно рассмеялась.

Наивный, неужели он думал, что к концу 2014 года на земле остался хоть один человек, не знающий его в лицо? Хотя как раз у меня были все шансы остаться в неведении относительно его персоны. Киноманом я никогда не была, жизнью звезд не интересовалась, и вообще, по большому счету, в моей жизни не хватало времени и сил ни на что, кроме танца. Да, я вполне могла бы не узнать никогда, кто такой Роберт Паттинсон. Если бы не Джейн…

Мы познакомились с Джейн сразу после моего переезда в Нью-Йорк, несколько раз пересекались по работе и прекрасно относились друг к другу. Когда Марк предложил пригласить ее хореографом в мой сольный проект, я тут же согласилась. За два месяца подготовки и три месяца гастролей мы стали с ней настоящими подругами, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте и стопроцентную разницу в темпераментах. Джейн была на диво эмоциональным, вспыльчивым, восторженным и увлекающимся человеком. Но при этом очень отзывчивым и добрым. И невероятно талантливым. Перед нами стояла сложная задача – создать танцевальную программу из слияния классики, модерна и этники, такую, чтобы смотрелась на одном дыхании и никого не оставляла равнодушной. И Джейн вложила всю душу в наш рискованный проект.

Но у Джейн был один недостаток – она была безумной фанаткой того самого Роберта Паттинсона, с которым так причудливо свела меня сегодня судьба. Робо-одержимая, ROBsessed, как она сама себя называла. Смешное слово, но, к сожалению, полностью соответствующее действительности. Джейн отдавалась этому увлечению со всей безудержностью своей страстной натуры. Не пропускала ни одной премьеры, охотилась за автографами, общалась в интернете с такими же одержимыми, как она сама, пристально следила за каждым шагом кумира, разбирала по косточкам его интервью и умела, казалось, найти высший смысл в каждом слове и жесте. Но самое главное – она говорила о нем. Постоянно. Взахлеб.

И как-то так получилось, что в нашей небольшой труппе именно я стала поверенной ее безумной одержимости. Марк лишь беззлобно посмеивался над ней и шутливо просил не вербовать его в ряды поклонников. Мик и Дик, хоть и были более чем способны проникнуться ее восторгом, но в силу своей неомраченной голубизны вызывали у Джейн некую опасливую ревность. Оставалась я.

Поэтому я была вынуждена ежедневно выслушивать дифирамбы об уме, таланте, красоте, обаянии, сексуальности, доброте, отзывчивости, непосредственности и прочих неоспоримых достоинствах мистера Паттинсона. К счастью, со временем я научилась пропускать все это мимо ушей, думая о своем и поддакивая время от времени. Мало того. В редкие свободные вечера меня буквально силой усаживали меня за просмотр его фильмов. Надо сказать, смотреть фильмы с Джейн было чистое мучение – она подсказывала реплики, поминутно нажимала стоп-кадр, чтобы продемонстрировать мне наиболее выигрышный ракурс, и без конца ахала, вздыхала и закатывала глаза. Но фильмы сами по себе мне даже понравились, особенно последний. Тайком от Джейн я даже пересматривала их несколько раз в одиночестве. А потом долго не могла уснуть, мучимая кружащимися в сознании неясными образами.

Но все это было еще полбеды. Что действительно напрягало, так это изображения мистера Паттинсона, которые были везде – на ее телефоне, планшете, ноутбуке, а также на огромном количестве печатных постеров, плакатов и фото, которые Джейн зачем-то возила с собой по всей Америке. И при каждом удобном и неудобном случае показывала мне, призывая восторгаться Робо-глазками, Робо-губками, Робо-ручками и прочими прелестями. Иногда мне казалось, что если я еще раз услышу слово с приставкой Робо-, я просто завизжу. Но, не в силах расстроить подругу, я лишь вежливо кивала и старалась незаметно отвести глаза. Но странно, если в отсутствие Джейн я случайно натыкалась где-нибудь на очередную картинку, то невольно замирала, пытаясь разгадать тайны этого пронзительного светлого взгляда. А очнувшись от гипноза, испытывала жгучее желание разбить экран, разорвать фото на клочки, только чтоб не видеть этих глаз, не чувствовать непонятного смятения. Боже, иногда мне казалось, что я его ненавижу…

И по злой иронии судьбы именно мистер Паттинсон, встретить которого я хотела бы меньше всего на свете, оказался чуть ли не первым человеком, с которым я столкнулась в Калифорнии. И неудивительно, что я с первого взгляда узнала это лицо, которое невольно изучила лучше, чем свое собственное. Удивительно другое – моя реакция на него, более подходящая влюбленной по уши Джейн, чем мне, относящейся к этой звезде с тщательно скрываемой неприязнью. Удивительно, стыдно и очень опасно…

Не в силах справиться с собой, я вновь погрузилась в водоворот воспоминаний. Его изменчивый выразительный взгляд, то обжигающий, то бросающий в дрожь… кривоватая улыбка, собирающая лучики морщинок в уголках глаз… низкий волнующий голос… длинные пальцы, сжимающие горлышко бутылки… мягкие волоски на груди в вырезе велосипедной куртки… прикосновение его ресниц к моей коже… упругий шелк его волос… покалывание щетины на кончиках пальцев… обжигающее дыхание на моих губах…

Образы все кружились и кружились, пока измученное сердце не переполнилось и не попросило пощады. Достаточно витать в облаках, пора возвращать душевное равновесие. Усевшись поудобнее, я занялась дыхательной гимнастикой и аутотренингом, старательно очищая сознание до состояния звенящей пустоты. И уже через полчаса с радостью ощутила, как на меня снисходит долгожданное спокойствие. Чтобы закрепить результат, я посидела на моем камушке еще немного, сосредоточившись на виде и звуке бегущей по камням воды и стараясь ни о чем не думать. Пока не заметила, что лесные тени начали понемногу сгущаться. Надо возвращаться! Умывшись напоследок ледяной водой из приютившей меня речушки, я вернулась к своей машине. Ох, мамочки, на телефоне пять непринятых вызовов, и все, конечно, от Марка. Почувствовав острый укол совести, я быстро набрала сообщение: «со мной все в порядке, уже еду обратно». И завела мотор.

***
На запланированный деловой ужин я, конечно, опоздала. Когда я входила в наш уютный отель, на улице было совсем темно. Больше всего на свете мне хотелось сейчас незаметно прошмыгнуть в свой номер, принять горячую ванну и лечь спать. Но не успела я повернуть ручку на двери своего номера, как из соседнего вылетел Марк и буквально сгреб меня в объятья.

- Дана, родная, я так волновался! Что случилось?

- Все хорошо, Марк, я просто загулялась и потеряла счет времени. – Проговорила я, уткнувшись лицом ему в грудь, и моментально почувствовала, так окончательно меркнут треволнения прошедшего дня. В его теплых сильных руках я чувствовала себя так спокойно и защищенно. Какой контраст с теми, другими прикосновениями. Нет, об этом лучше не думать…

- Прости, я пропустила ужин с благотворителями. Я очень тебя подвела?

- Ерунда, я обо всем договорился. Устроим твое выступление через неделю, перед отлетом в НЙ, все будет на высшем уровне. Главное, с тобой все в порядке. – Марк отстранился и испытывающе посмотрел мне в лицо. – Или не совсем? У тебя какой-то странный вид…

- Я просто очень устала. – Пробормотала я, краснея и отводя глаза. Никогда не умела ему врать!

- Тогда иди отдыхай. Я распорядился наполнить тебе ванну и принести легкий ужин. Все должно быть уже готово.

- Ты просто чудо, Марк, спасибо тебе!

- Все для тебя, радость моя, все для тебя! Спокойной ночи. – Звонко чмокнув в щеку, Марк легонько подтолкнул меня в сторону моего номера.

- Спокойной ночи, Марк. – Ответила я, по-прежнему не в силах смотреть ему в лицо, и тихонько закрыла за собой дверь.

Позднее, нежась в теплой ароматной ванне, я задумалась, почему не стала рассказывать Марку о том, что на самом деле произошло сегодня на прогулке. Нет, я, конечно, обещала мистеру Паттинсону молчать. Но, во-первых, Марку можно было доверять целиком и полностью, дальше него это бы не пошло. И, во-вторых, я могла просто не называть ему звездного имени, а обрисовать ситуацию в целом. Но мне почему-то категорически не хотелось этого делать. Странно, ведь от Марка у меня никогда, с самого детства, не было секретов. Ему я могла рассказать все, что угодно. Так странно было скрывать то-то от него. И все же… Впервые в жизни мне захотелось оставить свои мысли и эмоции только себе. Ни с кем, даже с Марком, я не готова была делить воспоминания о встрече с Робертом. Боже, стоило мне даже мысленно назвать его по имени, как разгоряченное водой тело покрылось мурашками. Хорошо, что не стала рассказывать! Вряд ли мне удалось бы сохранить спокойствие. А Марк слишком проницателен и слишком хорошо меня знает. Не нужно ему знать об этом недолгом помрачении рассудка. Я и так слишком часто делала ему больно…

Горячая вода почему-то совсем перестала греть. Я выбралась из ванны, закуталась в белый пушистый халат и прошлепала в спальню. С сомнением посмотрела на красиво сервированный ужин. Аппетита не было совершенно. Выключив свет, я скользнула под одеяло, как была, в теплом халате, и свернулась клубочком. Боже, прошу, пошли мне ночь без сновидений!

***
Но увы, просьба моя не была услышана. Нет, меня не преследовал, как я больше всего опасалась, изменчивый светлый взгляд. Мне приснился другой, очень странный сон.

Я снова маленькая девочка, Даша Корнилова, воспитанница питерской Академии русского балета. Я снова стою у станка в своем балетном классе, почему-то совсем одна, недоумевая, куда же подевались мои одноклассницы. Стою, выполняя под негромкую музыку обычный набор разминочных упражнений. Спина нестерпимо ноет от напряжения, мышцы ног сводит от бесконечных батманов и плие, но я знаю, что останавливаться ни в коем случае нельзя. Хотя и не понимаю, почему. Тут дверь напротив меня открывается и входит моя преподавательница классического танца, Софья Даниловна Зарецкая. Увидев ее тонкую прямую фигуру, по обыкновению закутанную в ажурную белую шаль, я принялась выполнять упражнения с еще большим усердием, надеясь заслужить редкую, на такую желанную похвалу наставницы. Но Софья Даниловна, будто совсем не замечая моего присутствия, принялась ходить взад-вперед по балетному классу своей порывистой летящей походкой, произнося высоким резким голосом фразу за фразой:

- Запомни, дитя! Настоящая танцовщица принадлежит сцене и только ей. Принадлежит целиком и полностью. Со всеми своими желаниями, мечтами и стремлениями. В твоей жизни все должно быть подчинено танцу. Ты должна собирать по крупицам все, что дает тебе жизнь, будь то счастье или горе, будь то наслаждение или боль. Собирать и нести на сцену, и отдавать в танце. Все до последней капли. Не оставляя себе ничего. Особенно это касается любви. Ты красива, ты талантлива, ты будешь влюблять в себя зрителей, сводить с ума, доводить до экстаза. И будешь питаться их страстью, чтобы танцевать еще лучше. Но ни в коем случае не наоборот. Полюбить самой – значит начать транжирить драгоценную энергию, которая должна принадлежать искусству и только ему. Любящая женщина отдает любимому огромную власть над собой. Она перестает принадлежать себе самой. Она перестает принадлежать сцене. Это недопустимо. Это преступно. Это очень опасно.

Тут Софья Даниловна все же посмотрела на меня, и взгляд ее потеплел. Она подошла совсем близко, ласково погладила меня по щеке своей сухой невесомой рукой и произнесла совсем другим тоном, нежным и взволнованным:

- Будь осторожна, Дашенька!

В этот момент я проснулась и резко села на кровати. Сон был таким реальным! Я даже чувствовала ноющую боль в мышцах, словно и правда только что стояла у станка. В ушах до сих пор звучал голос Софьи Даниловны, а щека еще помнила прикосновение ее руки.

Как же я была рада увидеть свою дорогую наставницу, пусть и всего лишь во сне! Я только сейчас поняла, как сильно соскучилась по ней. Она была в свое время поистине легендарной балериной, а потом стала не менее легендарным педагогом. Помню, мои родители были вне себя от радости, когда я попала к ней в класс. Несмотря на требовательность и очень острый язык, все девочки в нашем классе ее просто обожали, и я не была исключением. Можно сказать, что за годы учебы она стала мне второй матерью. Почему она приснилась мне именно сегодня, и так странно? Неужели хотела предостеречь от чего-то? Неужели я в этом нуждалась?

Некоторое время я вертелась в постели с боку на бок, пытаясь избавиться от навязчивых ночных образов и собственных тревожных мыслей. Что ж, уснуть больше все равно не удастся. За окном потихоньку светает, значит вполне можно встать и заняться разминкой. Через несколько часов репетиция в Санта-Монике. Я должна быть в форме.

***
Репетиция началась неудачно. Все были взвинчены и заняты своими мыслями. Марк все не мог утрясти какие-то детали с администрацией развлекательного центра и без конца раздраженно разговаривал по телефону. Дик и Мик явились бледные, с темными кругами под глазами, и подчеркнуто не разговаривали друг с другом. Понятно, опять полночи зависали в первом попавшемся местном гей-клубе, по традиции запали на одного и того же мужчину и теперь, независимо от того, кому досталась победа, дулись друг на друга. Ну а Джейн просто была в своем репертуаре, треща без умолку о любимом актере и прикидывая разные варианты встречи с ним, раз уж счастливая судьба занесла ее в Лос-Анджелес. Интересно, что бы она сказала, узнай о моем вчерашнем приключении? Я представила картину в красках и чуть не рассмеялась. Хотя вообще мне было не до смеха. От всех этих волнений за последние сутки я чувствовала себя полностью измотанной эмоционально. Смогу ли я танцевать в таком состоянии?

Но, к счастью, боялась я напрасно. Стоило мне ступить на сцену и начать двигаться под знакомую музыку, как все пережитое подернулось дымкой нереальности, словно старый полузабытый сон. Окунувшись в родную стихию танца, я снова стала сама собой. Постепенно мне удалось и остальных заразить своим энтузиазмом. Мальчишки начали работать в полную силу, разрумянились и заулыбались. Джейн, позабыв на время о своей одержимости, профессионально нами руководила, подстраивая танцевальные номера под особенности местной сцены. Марк, решив, наконец, все проблемы, одобрительно следил за нами со зрительских мест, время от времени вставляя ценные замечания и аплодируя в наиболее удачных местах. В общем, репетиция закончилась гораздо лучше, чем началась. Особенно была довольна я. Любимая работа – вот спасение от всяких ненужных мыслей! А работы в ближайшее время, к счастью, было много. А потом – домой, в любимый Нью-Йорк!

***
Следующая неделя выдалась очень напряженной. Разные залы в Санта-Монике, Пасадене, Малибу. А потом поездки в Сан-Диего, Сакраменто, Сан-Франциско. Переезды, репетиции, выступления, афтепати. Овации, цветы, поклонники, комплименты. Моя обычная гастрольная реальность. И в этой реальности я, казалось, совершенно позабыла о маленьком приключении в заповеднике Анжелес. Образ невольно спасенного мною звездного велосипедиста не тревожил меня в этой реальности ни днем, ни ночью. Но вот на сцене…

На сцене, где молчал голос рассудка, где рушились возведенные им преграды, где я полностью отдавалась чувствам и эмоциям, все было по-другому. Порой, в самый разгар особо страстного танца, из подсознания неожиданно вырывался запретный образ. И тогда на сцене со мной словно оказывался он, Роберт, и я вновь пробовала на вкус его имя. До боли реальные воспоминания окутывали меня, словно облаком, я снова купалась в его глазах, таяла от его улыбки, трепетала от его случайных прикосновений, просто плавилась от переполнявшей меня нежности. И, словно воспоминаний было недостаточно, мое неуправляемое воображение шло дальше. И вот я уже всем телом ощущала его невесомые объятья, обжигающие прикосновения рук на обнаженной коже, а на пылающих губах – сладость его поцелуев. Я танцевала, буквально сгорая от страсти, возносясь на вершины наслаждения, неведомые мне ранее ни в мечтах, ни в реальности.

Но спустя пару часов после выступления сладострастный дурман развеивался, и я снова становилась сама собой. Меня, конечно, беспокоили эти непонятные метаморфозы. Такого со мной никогда не было. Но поделать я ничего не могла…

***
Наконец гастроли в Калифорнии подошли к концу. Поздней ночью мы возвращались из Сан-Франциско в Лос-Анджелес, где нам предстояло последнее благотворительное шоу перед возвращением домой. В самолете Марк, как обычно сидящий в соседнем кресле, вдруг проговорил задумчиво:

- Знаешь, милая, я все хочу тебе сказать. Мне кажется, в последнее время ты стала танцевать как-то иначе.

- Что ты имеешь в виду? – Перепугалась я. Если эти непонятные видения начали сказываться на манере моего танца, придется их прекратить. Неважно, каким способом! – Иначе – это хуже?

- Не говори ерунды! – Марк успокаивающе погладил меня по руке. – Ты же сама видела, какой успех имели у публики твои последние выступления. Просто… я даже не знаю, как сформулировать…

Я ждала, вся превратившись в слух.

- В твоих движениях стало больше страсти, больше огня. От тебя иногда просто током бьет, честное слово!

- Это хорошо? – Вот все, что меня сейчас интересовало.

- Да, пожалуй, да! – засмеялся Марк. – Просто мне интересна причина.

- Я не знаю, Марк. Вроде все по-прежнему. – Ну вот, я опять ему вру. Но не рассказывать же правду, я просто умру со стыда.

- Просто я подумал… может, ты влюбилась?

Даже не глядя на Марка, я почувствовала, как он напрягся и похолодел рядом со мной, ожидая ответа.

- Теперь ты говоришь ерунду! – Сказала я ласково, пристраивая голову на его плечо. – Ты же знаешь, я не влюбляюсь.

- Прости, солнышко, что пристаю с глупыми вопросами! – Марк прижался щекой к моей макушке. Я почувствовала, что он снова улыбается. – Больше не буду, обещаю.

Я тоже улыбнулась в ответ и устало закрыла глаза. Я не сомневалась, что сказала Марку правду в главном вопросе. Странно, что и Софья Даниловна в моем сне, и Марк в реальности, спрашивали меня о любви. Как будто я способна на что-то подобное. Словно я не привыкла жить, пряча свое сердце.
А вот про посещающие меня порой обжигающе-чувственные видения никому знать не нужно. Главное, что они позволяют мне лучше танцевать.

Видимо, я должна сказать вам спасибо, мистер Роберт Паттинсон!

---

Источник: http://only-r.com/forum/38-275-1

---