В каннском Двухнедельнике режиссеров показали новый ужастик Роберта Эггерса — автора «Ведьмы», от заклинаний и шепотов которой нам до сих пор не по себе. Егор Москвитин считает, что в этот раз получилось не страшно — но куда более интересно.
Осторожно, спойлеры.
Однажды в XIX веке в штате Мэн — еще не давшем жизнь Стивену Кингу, но уже напуганном случившимся рядом процессом над салемскими ведьмами — два смотрителя маяка на целый месяц оказались заперты друг с другом. Не только на острове, но и в кадре с тесным соотношением сторон — 4 к 3. В плену по-иезуитски пытливой камеры Эггерса — режиссера, дебютировавшего всего четыре года назад, но уже признанного мастера выворачивать героев жанрового кино наизнанку. Впрочем, никакие они в этот раз не герои. Старший по званию смотритель, Томас Уэйк, оказался хромым пердуном и любителем без умолку врать о своих приключениях. Его играет Уиллем Дефо — еще более безумный, чем в прошлогоднем «Ван Гоге». А младший — угрюмый и грубый юнец Эфраим Уинслоу — в первые же часы на острове показал старшему зубы. И влюбился разом и в деревянную фигурку русалки, и в мутный свет маяка. Этого дурака изображает только что вернувшийся из космоса Роберт Паттинсон, охотно променявший «Высшее общество» на вшивый матрац.
Дружба у героев не клеится, и нравоучения старика того и гляди доведут вспыльчивого юношу до греха. Но «Маяк» — не американский черно-белый ремейк «Как я провел этим летом» (2010), а мистический хоррор. Так что в своих снах герои разве что зов Ктулху не слышат. А надвигающийся шторм того и гляди превратит маяк в новый (точнее — старый) отель «Оверлук» из «Сияния» (1980). Вместо голых покойниц в ванной героям мерещатся русалки, а вместо девочек на велосипедах по вверенной территории разгуливают чайки. И этим пернатым удается терроризировать Эфраима так, как не удавалось и массовке из фильма «Птицы» (1963). Тем временем дежурства на маяке все больше напоминают ночные бдения из «Вия» (1967): каждый вечер ставки растут, а силы зла находят новые бреши в обороне разума. Но героя все равно тянет вверх — по скользкой лестнице Иакова к сияющему фонарю. Сам фонарь — раз уж мы зачем-то решили вспоминать по фильму в каждом предложении — ведет себя, как робот HAL 9000 из «Космической Одиссеи» (1968). Он здесь не источник зла, а лишь молчаливый видеорегистратор безумия героев. И раз уж сам Уиллем Дефо сравнивает «Маяк» с творчеством Тарковского, то предположим, что герой спутал белую башню с золотым шаром из «Сталкера» (1979). Только вот вряд ли Эфраим попросит в этой комнате что-то хорошее: уж больно темное у него прошлое и озлобленный взгляд. И чтобы вы совсем усомнились в самобытности «Маяка», добавим, что отношения героев рано или поздно перерастут в черно-белую версию «Зеленого слоника» (1999). А Эфраим еще и вымажется в саже, как Ярмольник в «Трудно быть Богом» (2013) — и уж мы-то знаем, что неспроста!
Зачем нужны все эти глупости с поиском цитат, которых тут не было, и когда мы собираемся опуститься до того, чтобы вспомнить еще и «Остров проклятых» (2010)? Злого умысла тут нет — просто «Маяк», в отличие от дебютной «Ведьмы», оказался совершенно не страшным. Более того, как минимум два раза (когда каждый из героев произносит по длинному яростному монологу, а другой отвечает короткой шуткой) он дьявольски смешон. А кукареканье, как известно, лучший способ отпугнуть силы тьмы. На «Маяке», в отличие от книг Лавкрафта и нескольких похожих фестивальных ужастиков последнего времени (например, «Сторожки» с фестиваля Sundance и «Ветра» из смотра в Торонто), зритель не рискует потерять душевный покой. А там, где нечего бояться, невольно перестаешь жмуриться и начинаешь смотреть по сторонам. И поначалу любуешься тем, как красиво вокруг. Эггерс — мастер стилизации и искусный архитектор предметного мира. Вот кисельный туман направляет на берег красавицу-русалку; вот похоть одолевает мускулистого кочегара; вот волны качают остров, как колыбель; а вот что-то вкусное шипит на сковороде старого моряка. Потом принимаешься присматриваться к соседям — и в очередной раз удивляешься чуткости, с которой Паттинсон выбирает роли, и азарту, с которым Дефо выполняет самые дикие прихоти своих режиссеров. Вот и в этот раз пердежу героя Дефо доверяешь, а когда герой Паттинсона мастурбирует, с сочувствием хочешь сделать дождь за окном погромче.
А затем пытаешься найти в своем холодном заточении на «Маяке» хоть какой-то смысл. Первая идея, за которую хочется уцепиться, заключается в том, что герой — надумавший похитить свет Прометей. Но режиссер беспощадно отбирает у зрителя эту мысль с помощью словоохотливого героя и плотоядных чаек. Мол, да, это кино про Прометея, но это заметят все, а ты думай дальше. И карабкаться выше становится трудно. Если «Маяк» — никакой не мистический ужастик, а психологический триллер о том, что могут сделать друг с другом два неуживчивых соседа, то сценарию стоило быть еще более жестоким и мерзким. А если это кино о том, какую боль может причинить чувство вины, то в прошлом героев нужно было покопаться поглубже. А что если конфликт между осатаневшим от мотонотонного труда внизу юнцом и жадным смотрителем маяка наверху — еще одна картина той самой вертикали власти, которую кино пытается разрушить со времен «Метрополиса» (1927). Бунт Эфраима — результат насилия старших над младшими, с которым «Игра престолов» безуспешно боролся целых восемь лет. Эггерсу, обладающему талантами не только кинематографиста, но и литератора и живописца, хватает двух часов, чтобы показать весь безысходный ужас этой борьбы.
Но почему же тогда этот страх не чувствуешь, а только понимаешь? Возможно, дело в том, что этот ужастик, заплутав фестивальными маршрутами, забыл о своих прямых обязанностях пугать. Другие арт-хорроры — «Сторожка», «Ветер», «Преисподняя» — не брезгуют ни скримерами, ни слепыми зонами, ни звуковыми приемами. «Маяк» же настолько хорош в стилизации, что мнит себя сверстником Эдгара Аллана По — и не собирается считаться с почти двухвековой эволюцией жанрового ремесла. А может, это нам пора перестать хорохориться — потому что зал в Каннах фильму рукоплескал минут десять. А очередь на ранний сеанс люди стали занимать чуть ли не на рассвете. С каким еще фильмом в Каннах так было?
Егор Москвитин
|
